счастья.

«Неужели Мэддоксу есть до меня дело? – спрашивала себя она. – Хотя бы немного. Если это так, то где он? Почему он сам не пришел за мной?»

Торин вел ее по многочисленным коридорам. Он не произнес ни слова, и даже его шаги почти не раздавались во тьме. Несколько раз он останавливался и прислушивался, а затем подходил к ней, скрываясь в тени.

– Держи свои мысли при себе, – произнес Торин, когда Эшлин открыла рот, чтобы задать очередной вопрос.

– Если будешь готов поговорить, я с удовольствием послушаю о том, что здесь происходит, – прошептала она.

Торин проигнорировал ее.

– Почти пришли, – произнес он.

– Куда? – спросила она.

Чем дальше они заходили, тем отчетливее ей казалось, будто она что-то слышит. «Что это было?» – спросила она себя. Секундой позже девушка узнала ответ на свой вопрос. Ее желудок судорожно сжался, потому что звук стал совсем отчетливым. Это был крик, в котором слышались агония и нестерпимая боль. Эшлин слышала этот полный страдания вопль мучимого существа прежде и подумала, что он стал резать ее уши слишком уж часто.

– Мэддокс, – выдавила из себя она.

«Только не снова», – пронеслось в ее голове.

Эшлин была так близко, что могла расслышать его глубокий голос и еще один, периодически заглушавший его, причем оба они были надтреснутыми и хриплыми. Ее начало тошнить. Но она понимала, что ей нужно спешить. Она чуть не побежала впереди своего провожатого, но сдержалась, боясь, что он дотронется до нее, чтобы остановить.

– Торопись, Торин. Пожалуйста, поспеши. Я должна помочь ему. Нам нужно остановить их.

– Сюда, – сказал он, открывая дверь и пропуская Эшлин вперед.

Она вбежала в комнату, ища глазами Мэддокса. Увидела старинный сундук, ковер из медвежьей шкуры, кровать с балдахином, но Мэддокса нигде не было. Охваченная замешательством и беспокойством, она обернулась.

– Где он? – спросила Эшлин, желая только одного – оказаться рядом с Мэддоксом, при этом ей было совершенно не важно, что он делал с ней или как к ней относится.

«Он не должен так страдать», – решила она про себя.

– Не волнуйся за Мэддокса. Ты же знаешь – с ним все будет хорошо. Переживай за себя. Они собирались взять тебя с собой в город, а я не мог позволить им сделать это. Мэддокс перебил бы всех нас во сне. Поэтому ради меня (если за себя ты не беспокоишься) веди себя тихо. У них мало времени, поэтому долго тебя искать не будут. Веди себя хорошо, и, возможно, ты выживешь.

Произнеся эти слова, Торин закрыл дверь прямо перед носом Эшлин, и она услышала, как тихо щелкает замок.

Девушку охватили ужас и чувство неопределенности. Она не знала, говорил ли Торин правду, и ей было на это плевать. Она хотела оказаться рядом с Мэддоксом. Когда воздух прорезал еще один его крик, девушке показалось, будто он пронзает штукатурку и камень стен, обволакивает ее. Из ее глаз хлынули слезы. Эшлин подошла к двери и, несмотря на то что ее руки дрожали, попыталась повернуть ручку, но та не поддалась. «Черт! – мысленно возмутилась она. – Я буду вести себя тихо, но не останусь в этой комнате».

Эшлин обошла комнату и еще раз все внимательно осмотрела, стараясь взглянуть на обстановку глазами вора. Все в помещении покрывала пыль, создавая впечатление, будто сюда на протяжении многих лет никто не заходил. При этом в комнате не было никаких мелочей, ничего, что можно было использовать, чтобы сломать замок.

Девушка подошла к окну и отодвинула шторы. Внезапно ее взору открылся вид на горы, заснеженные и поражающие воображение. Под балконом была пустота. «Если я упаду…» – подумала она. К счастью, окно с двойным стеклом легко открылось. Не обратив внимания на порыв холодного воздуха, она взглянула сначала направо, а затем налево. Внизу, в нескольких сантиметрах, располагался другой балкон.

Мэддокс громко заревел, и его вопль долго не замолкал.

Ладони у Эшлин вспотели, и она побежала к кровати, обдумывая внезапно сложившийся в ее голове план, опасный и очень глупый.

– Единственный план, – пробормотала она, стаскивая с постели простыни и покрывала.

Пыль забила нос и рот Эшлин, и она закашлялась, но не прекратила свое занятие и не замешкалась. Она связала концы покрывала и стеганого одеяла.

– В кино так делают. Все будет хорошо, – успокоила себя она, мысленно добавив, что у актеров есть страховка и дублеры, а у нее – нет.

Когда девушка снова подошла к окну, ее живот судорожно сжался от страха. Слишком большие для нее футболка и штаны не могли защитить Эшлин от холода, но она не задумываясь вышла на балкон и со свистом вытолкнула из своих легких воздух. Камень, на который она наступала босыми ногами, был ледяным, а холодный ветер больно колол кожу.

Трясущимися руками Эшлин, выпуская изо рта струйки пара, привязала конец самодельной веревки к балконной решетке. Сначала она изобразила двойной узел, затем – тройной, потом резко дернула. Узел выдержал. «Но сможет ли он, как и сама веревка, выдержать мой вес?» – спрашивала себя