Просто не мог. Время было не на его стороне.

– Что это значит? Одетой или голой? – воскликнула Эшлин, впервые проявив характер, и повернулась спиной к Мэддоксу.

Она двигалась резко и неуклюже, из-за чего полотенце упало на пол, и Мэддокс увидел изящный изгиб спины, округлые ягодицы… Его рот наполнился слюной.

– Я могла бы поспорить с тобой по этому поводу, но не стану. Знаешь почему? – спросила Эшлин и, не дав мужчине времени на ответ, выпалила его сама: – Не потому, что ты приказал мне, а из-за того, что я хочу воспользоваться возможностью узнать, как там Даника.

Эшлин быстро оделась, и Мэддокс подумал: ему следовало бы радоваться тому, что все эти потрясающие изгибы скрылись от его взгляда. Никто больше не сможет видеть ее, никто не сумеет насладиться красотой ее тела. Но это значило, что сам он тоже не увидит ее и не насладится прекрасным зрелищем.

– Одежда слишком велика, – произнесла девушка.

Она была права. Вещи висели на ней мешком, но Мэддокс считал, что выглядит она потрясающе. Он знал, что скрывается под этой одеждой, что ожидает его (и только его) прикосновения.

– Это все, что у меня есть. Пока сойдет и так.

В голове его зародилась мысль. Торин заказывал разные вещи с доставкой в абонентский ящик, а затем Парис забирал их. Мэддокс подумал, что может заказать одежду, похожую на ту, которую видел по телевизору, когда смотрел с Парисом разные глупые фильмы. Глубокий вырез. Может, высокие каблуки. И немного украшений. Также, возможно, Эшлин захотела бы надеть сексуальное («Как Парис называет это?» – попытался вспомнить Мэддокс) нижнее белье.

– Поговорим позже, – произнесла Эшлин, топнув ногой.

Мэддокс заметил, что в ее словах прозвучала не просьба, а приказ.

– Да, – ответил он, пытаясь сдержать улыбку. – Поговорим.

– Ты ответишь на все мои вопросы. Без отговорок, – заявила Эшлин, уставившись на мужчину сузившимися глазами.

«Возможно», – подумал он и сказал:

– Веди себя хорошо, пока меня не будет. Помнишь, я говорил тебе, что злить меня очень опасно?

– Что, отшлепаешь меня, если я окажусь плохой девочкой? – спросила она.

Провокационность этого вопроса поразила Мэддокса. «Боже, – подумал он, – откуда взялась эта бочка с порохом?» Он видел ее испуганной, шокированной, больной, возбужденной, но не вздорной, как сейчас. Как ни странно, дух не отреагировал на вызывающее поведение девушки, не заставил Мэддокса наброситься на нее. Мужчина подумал, что, возможно… «Нет, этого не может быть», – отрезал он. Но демон Насилия и правда не урчал.

– Тебе не захочется знать, что я сделаю, – ответил мужчина, вернув себе способность говорить. – Так что не провоцируй меня.

Эшлин приподнялась на мыски, придвинулась к Мэддоксу, ее теплое дыхание согревало его ухо, а затвердевшие соски упирались в грудь. Он ждал, задержав дыхание и пытаясь угадать, что эта женщина будет делать дальше. Возможно, он и не понимал, откуда взялась эта бочка с порохом, но знал, что она возбуждает его.

– Может, мне нравится тебя провоцировать, – прошептала девушка, а затем, слегка укусив его за ухо, продолжила: – Подумай об этом, пока я буду взаперти.

«Обязательно, – решил он. – О да, я еще как подумаю».

Эшлин уставилась на дверь, которую Мэддокс только что захлопнул, сделав ее пленницей еще одной спальни. «Скорее, еще одной тюрьмы, – подумала она. – О! Этот человек невыносим!» Он был так потрясающе нежен, доставляя ей ни с чем не сравнимое удовольствие способом, который должен был смущать ее (точнее, смутил бы прежде, до того, как его горячий язык впервые прикоснулся к ее плоти, подарив волшебные ощущения), а затем он снова превратился в воина, жесткого, жестокого и неумолимого. Однако Эшлин все еще хотела его.

Этот человек грозился запереть ее вместе с еще одной ни в чем не повинной женщиной, которую он уже лишил свободы. «Что весьма постыдно, надо сказать», – решила Эшлин.

Однако Эшлин все еще хотела его. Она даже укусила его за ухо и попыталась соблазнить, чтобы закончить начатое ими в душе. Но Мэддокс устоял, а затем вывел ее в коридор, пройдя по которому они оказались в этой комнате, где он бросил ее, не поцеловав и даже не произнеся ни слова. Но она все еще желала его, как бы глупо это ни выглядело.

Девушка жаждала его объятий, с нетерпением ждала, когда он прижмет ее к себе. Она хотела, чтобы Мэддокс поговорил с ней, лучше узнал. А еще она желала, чтобы он занялся с ней любовью. Но на этот раз по-настоящему.

Это желание было слишком сильным, и Эшлин не понимала его причину. Мэддокс был грубым, безжалостным и импульсивным, настоящим порождением преисподней. Но в то же время его можно было назвать добрым, заботливым и способным доставить ее телу наслаждение, какого она никогда не знала… «О да, – подумала девушка. – А еще рядом с ним царит тишина. Как я могла забыть об этом? Проклятье!»