— С пробуждением Том. Ты был таким тихим последние двенадцать часов, что я уж подумал, что переборщил с магией.

— Не смей звать меня этим поганым маггловским именем! Я — Лорд Вольдеморт! — прошипел Реддль.

— Да брось… — отмахнулся от него Поттер. — Знаешь, имя в очень большой степени определяет суть человека, и не так давно ты и впрямь мог с полным правом именоваться Вольдемортом. Но сейчас ты уже снова просто Том Марволо Реддль, точнее, еще нет, но очень скоро им станешь…

И Гарри отступил на пару шагов от каменной рамы.

— Чтоб ты знал, Том, сейчас мы находимся в Греции, в городе Рамнунте, а, вернее, глубоко под ним. Когда-то там, в древности, наверху, стоял величественный храм богини Немезиды, в котором люди античной эпохи возносили свои молитвы к той, что олицетворяла для них неминуемое, неотвратимое возмездие. Именно возмездие — Немезида не занималась определением вины, как ее сестра Фемида. Это потом образы этих двух богинь слились в маггловской культуре и стали изображаться в едином облике — с повязкой на глазах, весами в одной руке и мечом — в другой.

Изначально же незрячая Фемида имела лишь весы правосудия, а вот меч или плеть держала в руках Немезида, потому что ей доказывать что-либо было уже не нужно — ее делом была кара за содеянное.

Этот храм простоял почти четыреста лет, но мало кто знал, что глубоко под ним есть это место. Здесь тайные служители Немезиды порой сами вершили волю своей богини, когда законы людские пасовали перед безнаказанностью, прикрытой властью или богатством.

И то, что ты оказался именно здесь, есть некий символизм, не находишь? Твои дела, как говорили в старину, уже давно превысили терпение людей на земле и богов на небе. Пришла пора платить.

Голос Поттера, отраженный каменными стенами, порой начинал плыть, раздваиваться и растраиваться, рассыпаясь множественным эхом, будто его языком сейчас говорило много, очень много людей… Казалось, сами тени, игнорируя источники света, стекаются к нему под ноги и следуют за ним, как призрачная свита. А еще в его словах, движениях, жестах и взгляде постоянно скользило некое хищное предвкушение, старательно сдерживаемая жажда крови такой силы, что у Вольдеморта мороз шел по коже — и отнюдь не из-за холода подземелий.

— Знаешь Том, я долго думал, как с тобой поступить. Самым правильным было бы призвать сюда всех тех, кто пострадал от тебя, и разрешить каждому из них ткнуть тебя ножом, отрезать кусок твоей плоти или сломать тебе кость. Но ты стольким успел принести горе и разрушить жизнь, что люди бы выстроились в очередь отсюда и до самой Англии, а тебя бы просто физически не хватило даже на первую сотню. И я решил, что возьму на себя ответственность выступить от имени и по поручению всех этих людей. Сегодня ты ответишь за все, Том. Посмотри!

И от движения руки ткань, покрывающая шесть невысоких постаментов, стоящих по кругу, слетела на пол.

— Сколько до боли знакомых вещичек, не так ли? — и Поттер прищурился.

На круглых торцах полутораметровых колонн лежали кольцо Гонтов, медальон Слизерина, диадема Ровены Равенкло, кубок Хельги Хаффлпафф. Еще в тесной клетке свилась узлом змея Нагини.

— Весьма памятные предметы, правда, Том? — повторил свой вопрос Гарри. — Так уж вышло, что еще один твой хоркрукс-дневник я, уж извини, уничтожил еще на втором курсе, так что их только пять. Включая твою нынешнюю жизнь — шесть. Надеюсь, ты понимаешь, к чему я клоню?

Сегодня ты умрешь, Том. Ты будешь умирать долго, страшно и мучительно, а потом — возродишься снова, и будешь вновь умирать. Вновь и вновь, еще страшнее и мучительнее.

В глазах Поттера, почти полностью затянутых темной дымкой, сквозь черноту начали пробиваться фиолетовые отблески.

— Тебе сполна отольются все те кровь и слезы, что ты пролил, и я не гарантирую, что ты не сойдешь с ума прежде, чем все это закончится. Хотя я очень постараюсь этого не допустить. Скоро ты очень сильно пожалеешь, что родился на свет, а потом — не раз проклянешь самого себя за то, что создал себе столько «страховых полисов» от смерти. От имени всех твоих жертв я устрою тебе такой карнавал кровавых аттракционов, что даже мне будет неприятно… А твою самую драгоценную, последнюю жизнь, я приберегу лично для себя.

— И кстати — поприветствуй наших ассистентов, которые будут помогать тебе не покинуть наш бренный мир слишком быстро.

Из полукруглого тоннеля раздалось приближающееся поскрипывание, и в зал въехала обыкновенная маггловский медицинский стол-каталка, на котором, прикрытый пологом, кто-то лежал. А толкал каталку худой, седой, как лунь, небритый и небрежно одетый сгорбленный старик с мрачным огнем в запавших глазах, на дне которых темной, масляной пленкой поблескивало легкое безумие.

Подкатив каталку к стоящему посреди комнаты котлу, он остановился.

— Благодарю, мистер Диггори, — мягко поблагодарил его Поттер.

Амос Диггори, неузнаваемо изменившийся после гибели единственного сына, кивнул и прохрипел:

— Не за что, Гарри. Не за что… Я готов. Спасибо… тебе. Что дал мне шанс…

А Гарри тем временем подошел к каталке.

— Ну-с, с мистером Диггори ты познакомился, дело лишь за последним участником нашей сегодняшней вечеринки.

И широким жестом сорвал покров.

С кляпом во рту, крепко прикрученный веревками к стальному лежаку, на каталке лежал и в ужасе пучил глаза потный Червехвост, Питер Петтигрю.