Он подошел к моей клетке, уставился на меня, потом каким-то совершенно человеческим задумчивым жестом взъерошил короткий ежик волос. Перевел взгляд на соседнюю клетку с Алисой. И неожиданно покраснел. Честное слово!

Я уловил краем глаза движение. Славя стояла в центре своей камере, напряженная, будто готовящаяся к прыжку, с прищуренными, ловящими каждый жест инопланетянина глазами. Тот будто почувствовал, отвернулся от алискиной камеры, снова обратил внимание на нас.

— Ne skere da, — сказал он четко, тщательно выговаривая слова. — Ne vi scethem da. Scealem aigalica firstantan bijennan.

Он встал совсем близко к прутьям клетки, переводя взгляд с одного лица на другое.

— Firstantan!

Что-то в этом было до боли знакомое…

Славя прыгнула. Я почти не заметил движения, только стелющаяся во воздуху коса, блеснув, отразила тусклый свет. У парня не было шанса увернуться, он не успевал сделать даже шага от клетки, избежать удара растопыренными пальчиками с острыми безжалостными ногтями.

Он и не стал делать шаг. Он сделал полшага, и не прочь от клетки, а вбок, так что Славя врезалась в прутья всем телом, зашипела, извернулась, как кошка и попыталась достать его повторно, но на этот раз ловить было уже явно нечего. Парень — ну, невозможно уже было называть его тряпкой! — спокойно, но и не мешкая, переместился в безопасную зону, подальше от хватающих воздух рук.

— Славя, стой!

Она не обратила внимания. Вообще, казалось, она потеряла рассудок — раз за разом бросаясь на клетку, шипя и плюясь. Куда и подевалась холодная, неприступная снежная королева? Инопланетный персонаж, глядя на нее, грустно улыбнулся, и это почему-то добило меня окончательно. Ну, неправильно это было, невозможно! Не складывалось ни с чем из ранее увиденного и узнанного, не сочеталось, распадалось на куски, на кубики детского конструктора.

Здесь была какая-то тайна. Какая-то загадка.

Я должен был с ней разобраться.

— Ne bewen reite da, — огорченно сказал парень с другой стороны решетки. — Talem danne da, sana. Nu, sprege mer.

Шаги отзывались по полу едва слышным шелестом. В стене снова открылась дверь — я больше не видел его лица, только длинный тощий силуэт.

— Sprege! — донеслось издали. Дверь закрылась.

Что это вообще за непонятная хрень?

C Ульянкой были проблемы. Вообще-то с нами всеми были проблемы, такое у нас подразделение, нормальных сюда не берут. Но большинство из них решалось обычно введением хорошей дозы обезболивающего — со мной, скажем, а еще со Славей и Мику это отлично работало.

А вот у Лены и Ульяны — особенно Ульяны! — с этим было совсем плохо. У них ничего не болело — внешне, я имею в виду. Физически они были вполне здоровыми девушками семнадцати и тринадцати лет соответственно. Только Лене в силу постоянной тяжелейшей депрессии не хотелось жить, а Ульянка…

ОКР — обсессивно-компульсивное расстройство. Навязчивые идеи, побуждающие к определенным действиям, зачастую странным или страшным. Дохлые тараканы в туалетной бумаге — это еще довольно-таки безобидная шутка, на самом деле. Но она знала и множество других шуток.

Можно ли ей было объяснить, что мы не в восторге от ее чувства юмора? Конечно, можно. С ней работали психологи — настоящие профессионалы. Но с психическими расстройствами не все так просто. Больной должен искренне хотеть излечиться. Для этого он должен понимать, что болен. А Ульяна не считала себя таковой. Более того, ей до одурения нравилось ее нынешнее состояние.

Расстройство может проявляться по-разному у разных людей. Одни будут считать, что каждый день, ровно в три часа, с ними разговаривает кукушка из напольных часов, и поэтому нужно ежедневно заливать в циферблат сливочное масло. Другие убеждены, что все четные числа несут добро, а нечетные — жаждут прорвать дыру во вселенной и затопить ее порождениями мрака, поэтому не дай вам бог при приветствии протянуть им руку с пятью — подумать только! — пальцами.

Ульянка была уверена, что все играют с ней в какую-то увлекательную игру, разработанную на «Мосфильме». Конечно, многим ребятам в соответствующем возрасте кажется, что все, что с ними происходит — понарошку, но у Ульяны оно зашло слишком далеко. Серьезных тем для нее никогда не существовало, запретов и табу — тоже. Ну, может, только нужду она не садилась справлять на пол, этому, кажется успели научить. Все остальное было малозначащим, не заслуживающим внимания. Да и зачем? — ведь все равно все вокруг ненастоящее, декорации, выстроенные старательными рабочими. И в этих декорациях она играла главную роль.

Зачем кому-нибудь понадобиться устраивать настолько масштабный спектакль, ее не занимало — в порыве откровенности она как-то призналась, что является незаконной дочкой кого-то из «высоких шишек» в Кремле. Поэтому, дескать, и забота такая.

До одиннадцати лет незаконная кремлевская царица жила с бабушкой в обычной хрущевке на одной из окраин. Училась неплохо, хотя учителя отмечали недостаток внимания. А потом подошел «тот возраст», когда кровь кипит от выбрасываемых в нее обезумевшими железами гормонов, и организм стремительно перестраивается, пытаясь хоть что-нибудь поделать с этим бардаком.