ограниченную область применения. Есть случаи, когда совершенно бессмысленно ломиться к контакту силой; известная операция «Ковчег» тому один из многих печальных примеров. Только масштаб здесь несопоставим.
Метавселенная…
Он с трудом сдержал нервный смех. Жители Саракша были уверены, что весь универсум – это их планета, еще и вывернутая наизнанку… И чем теперь мудрые земляне лучше?
Открылась бездна, звезд полна…
Как в той танской новелле: человек вошел в дупло акации и стал правителем муравьиного государства. А потом оказалось, что это был сон. Сон… Но чем, собственно, сон отличается от того, что принято называть реальностью? И что, если пространство – это всего лишь нейрофизиологический феномен?
Сумасшедшие мысли…
Кто мог подумать, что по ту сторону Окна окажется Вселенная, как две капли воды похожая на нашу? С такой же галактикой Млечный Путь, с такой же Солнечной системой и таким же человечеством. Только вот время там течет иначе.
«Вся Вселенная иррациональна. – По сравнению с чем?» Был в одной старой книге такой диалог. Очень мудро. Очень.
– Не скучно тут вам?
Собеседник, радиофизик Зигфрид Вестхайм, снисходительно улыбнулся.
– Скучно? Да вы шутите!
– Нет. Никогда. Я человек без чувства юмора.
– Нормальное чувство юмора у вас. Вы просто не физик.
– Что нет, то нет, – признался Борислав. – Дальше гимназического курса физики я не пошел, да и тот забыл как страшный сон, если уж честно…
Зигфрид шутливо развел руками.
– Какая досада. Вам недоступна большая часть красоты, заключенной в мире. Я считаю, что мы познаем примерно десять процентов Вселенной через органы чувств, и девяносто процентов – через математику. Если не больше. Причем это я говорю об условиях, к которым наши органы чувств приспособлены. А здесь-то… – Он махнул рукой. – Вот очевидный пример. Давно известно, что в Ядре Галактики есть мощный радиоисточник с очень непростыми характеристиками. Смоделировать эти характеристики мы не можем, потому что в зоне нашей жизни даже близко нет таких физических условий. А прочитать их издали очень трудно. Вот мы сейчас забрались на самый край заселенного человеком мира – нигде ближе к Ядру никаких стационарных станций просто нет. И мы все равно знаем о Ядре практически столько же, сколько знали земные астрономы тысячу лет назад! Вы понимаете? Даже те данные, которые мы можем собрать здесь – это крохи… А впереди десятки лет работы. Вот поверьте: я тут уже три года, и скучно мне не было ни минуты.
Борислав рассмеялся.
– Завидую, – сказал он. – Вы задорно рассказываете. Аппетитно. Даже жаль, что в этой вашей кромешной физике я ничего не понимаю. Скажите, а… вы здесь добровольно?
Зигфрид удивился.
– Ну да… Разумеется, я озаботился получением приказа командования, перед тем как сюда лететь. Если честно, мне это кажется предрассудком, но вы сами знаете: галактические исследования у нас по-прежнему военизированы. Чтобы попасть в дальнюю экспедицию, я должен был или надеть форму, или эмигрировать на Хайнессен. Но последнее – это уж совсем крайность, – он улыбнулся. – А присягу я принес еще в университете, так что проблем не было.
– А какой университет вы окончили?
– Физико-математический факультет имперского университета на Лимарге, система Хеймдалль.
– Вы там родились?
– Нет. Родился я на Витгенштейне – это такая малонаселенная планета в системе Тейя. Наш континент – почти полностью лесной… красиво там… Мой отец работает механиком на станции дирижаблей, он меня с физикой и познакомил. Сам он, правда, без высшего образования. Самоучка.
– Значит, вы первый человек с университетским образованием в семье?
– Конечно! Побойтесь Тора, мой дед еще при Гольденбаумах родился – уж какие там университеты… Ему еще повезло, что его на космофлот призвали – я деда имею в виду. Иначе бы так и остался полуграмотным лесовиком.
– На космофлот? И где он служил?
– Он служил сначала матросом на номерном корабле связи, а потом техником на линкоре «Асгрим». Участвовал в битве при Рантемарио. Демобилизовался унтер-офицером. Дослужиться от рядового матроса до унтера, это ж тогда было еще как много, вы сами знаете… После отставки его на Витгенштейне встретили с распростертыми объятиями. Он потом до старости работал механиком на воздушных линиях, и отец, собственно, от него
