— Уводи нас, — приказал Кхалиб, но Кириктас уже менял курс и отправлял «Асирнота» в прямой полет, по касательной к дуге, которую он описывал вокруг «Тармаса».
— Перераспредели энергию для щитов, брат Демир.
Не успел он договорить, как в левый борт «Асирнота» ударили первые торпеды с остального флота. Их тряхнуло, и Кхалиб понял, как серьезен урон, еще до того, как Демир заговорил. Вибрации корабля дошли даже до него. Пульс корабля запнулся. Кхалиб начал сомневаться в правильности своих предположений. В атаке чувствовалась не попытка ранить. Дети Императора намеревались их убить.
— Мы потеряли две батареи бортовых орудий, — сообщил Демир. — Есть вторичный урон от взрывных снарядов. В погрузочной палубе пробоина. Огонь распространяется.
— Делай все, что необходимо, — ответил Кхалиб. Демир в пояснениях не нуждался. Приказ подтверждал, что он, как капитан, понимал серьезность повреждений и дальнейших потерь. Сколько братьев, оказавшихся рядом с палубой, выбросило в космос? Потеряли ли они штурмовики? Сколько сервов сгорело в пламени? В данный момент ответы на эти вопросы были несущественны. Имело значение лишь выживание самого корабля и его способность сражаться дальше. Только это, если они собирались увидеть конец этой кампании.
— Можем ли мы позволить себе потери, которые скоро последуют? — спросил Круакс, словно прочитав его мысли.
— Если будет возможность избежать их, я ей воспользуюсь, — ответил Кхалиб.
«Погибель Асирнота» опять содрогнулся. Взвыли сирены.
— Ее не будет, — ответил Круакс.
— Дети Императора пострадают куда сильней, — пообещал ему Кхалиб.
Но только если «Асирнот» сумеет сбежать из системы.
— Рулевой Кириктас, курс на точку Мандевилля. Брат Сетерик, каково местоположение вражеских сил?
— Пока на границе системы. Корабли с дальних рядов приближаются. Те, кто ближе к точке Мандевилля, не двигаются.
— Они знают, что мы будем вынуждены прийти к ним. Так и поступим. Полный вперед. Огонь из всех передних батарей.
Это был самый большой риск, который он брал на себя в системе Цизика. Но также единственный доступный ему ход. Железные Руки не могли выскользнуть из сетей, разворачивавшихся вокруг, но не могли и сражаться с целым флотом. В вибрациях «Асирнота» появилась дрожь. Кхалиб сомневался, что у его корабля был шанс выжить и в схватке с одним врагом. Теперь только бегство или смерть. И потому ударный крейсер летел в пасть капкана.
— Брат-капитан, — сообщил Сетерик, — мы приближаемся к боевой барже «Уртона».
— Дадим же им повод поволноваться, — сказал Кхалиб.
— Отчаянный шаг, — проговорил Круакс.
— Как и сама эта миссия. Как и сама эта война.
— Я понимаю, капитан. Но не противоречит ли это отчаяние нашим принципам?
— Нет, — ответил Кхалиб. — Мы знали, что это ловушка. Риск просчитан. И он не становится менее просчитан от того, что вероятности не в нашу пользу.
— Хорошо, — ответил железный отец.
«Погибель Асирнота» устремился на «Уртону», а пушечные ядра и торпеды летели перед ним, как будто могли остановить входящий огонь. Для боевой баржи проекция «Асирнота» будет меньше его полной длины. Кхалиб понимал, как иронично использовать против врага ту же тактику, которая так мало помогла «Тармасу». Но у Железных Рук была скорость. Скорость и слабая надежда на удачу — вот и все, что было у них для побега.
«Просчитан», — подумал Кхалиб. Правдивость слова делала его только горче. Предательство вынуждало его и его братьев идти на крайние меры. Железным Рукам оставалось лишь принимать просчитанные, но от этого не менее высокие риски.
Орудия боевой баржи и ее эскортов полыхнули.
Аристон улыбнулся, переводя взгляд с тактических экранов на зрелище в иллюминаторе. Заводные игрушки из Десятого легиона демонстрировали идеальную предсказуемость. Они делали то, что он ожидал, тогда, когда он ожидал. По их маневрам можно было сверять часы.
В том, как они сражались, не было искусства, только механика.
Он никогда не понимал их приверженности этому подходу. Когда они сражались бок о бок, их триумфальные победы вызывали к него уважение, но методы казались скучными. Теперь он смотрел на них с другой стороны. Теперь он использует их тусклую банальность в качестве основы своего творения. Холст был уже готов, а они пройдут по нему, оставляя нужные ему мазки. Он не сомневался, что созидание в таких масштабах станет источником восхитительных впечатлений — особенно в кульминационный момент, когда Железные Руки сделают гигантский прыжок к полному вымиранию.
— Истребление, — обратился он к Эниону. — Есть в нем пикантность, которая заслуживает, чтобы ее испытывали чаще, тебе так не кажется?
— Вы правы, коммандер.
Согласился ли Энион потому, что считал это необходимым, или потому, что действительно понимал мысль Аристона? Энион был умным офицером и