каждый момент времени соотношение во вселенной счастья и несчастья одинаково? Надо быть добрее. У злюк после сорока дурнеет лицо. И потом, Амелия привлекательная женщина, пускай и не такая красивая, как Ник. Достаточно посмотреть, как сияет Майя. Потеряла еще один зубик. А Эй Джей в каком восторге. Чуть не плачет от счастья, везунчик!
Исмей радовалась за Эй Джея, но свадьба стала для нее испытанием. Гости веселились, а она словно еще раз хоронила сестру, не в силах прогнать мысли о собственных многочисленных разочарованиях. Ей сорок четыре. Она замужем за чересчур привлекательным мужчиной, которого больше не любит. За последние двенадцать лет у нее случилось семь выкидышей. Ее гинеколог утверждает, что она вступает в предклимактерический период.
Исмей отыскала взглядом Майю. Какая симпатичная девчушка, и притом умница. Исмей помахала Майе рукой, но та, погруженная в чтение очередной книги, ее не видела. К удивлению окружающих, Исмей никак не удавалось сдружиться с Майей, хотя та обожала взрослые компании, а Исмей двадцать лет проработала учительницей и знала подход к детям.
Исмей плотнее запахнула палантин и решила прогуляться. Она миновала пирс, сняла туфли на каблуках и вышла на пустынный пляж. Сентябрь шел к концу, в воздухе пахло осенью. Исмей попыталась вспомнить, как называется книга, героиня которой отправилась поплавать в море, а в итоге покончила с собой.
Ну, конечно! «Пробуждение» Кейт Шопен. С каким упоением она читала этот роман (это был рассказ?) в семнадцать лет.
Точно так же покончила с собой мать Майи. Исмей в который раз задалась вопросом, читала ли Мэриан Уоллес «Пробуждение». Мысли о Мэриан преследовали ее все эти годы.
Исмей зашла в воду, которая оказалась еще холоднее, чем она думала. Я смогу, сказала себе она. Надо просто идти вперед.
— Исмей!
Она нехотя обернулась. Ламбиазе. Надоедливый коп, который дружит с Эй Джеем. Он протягивал ей туфли.
— Холодновато для купания?
— Чуть-чуть, — ответила Исмей. — Решила проветрить голову.
Ламбиазе подошел ближе.
— Конечно.
У Исмей зуб на зуб не попадал. Ламбиазе снял пиджак и набросил его ей на плечи.
— Больно, наверное, — сказал Ламбиазе, — смотреть, как место сестры занимает другая женщина.
— Да. Хотя Амелия вроде бы милая.
По лицу Исмей текли слезы, но солнце почти село, и она полагала, что Ламбиазе их не видит.
— Чем плохи свадьбы, — сказал он. — Если ты одинок, на чужой свадьбе чувствуешь это особенно остро.
— Да.
— Мы мало знакомы, и я, наверное, слишком много себе позволяю, но ваш муж идиот. Будь рядом со мной такая красивая и сильная женщина…
— Вы и правда слишком много себе позволяете.
— Простите, — смутился Ламбиазе. — Недостатки воспитания.
Исмей кивнула.
— Я бы не сказала, что вы плохо воспитаны, — сказала она. — Все-таки вы отдали мне пиджак. Спасибо.
— На Элисе осень наступает рано, — сказал Ламбиазе. — Давайте вернемся в дом.
Дэниел сидел у барной стойки «Пекода», прямо под китом, которого по случаю торжества украсили рождественской гирляндой, и вел беседу со свидетельницей Амелии. Джанин — хичкоковская блондинка в очках — поднималась по карьерной лестнице книгоиздательства одновременно с Амелией. Дэниел понятия не имел о том, что Джанин поручили следить, чтобы великий писатель не перебрал лишнего.
На свадьбу Джанин надела желтое платье в полоску, которое ей купила невеста. «Я знаю, что больше ты его никогда не наденешь», — объяснила Амелия.