Не знаю, зачем я это делаю. Наверное, потому что мне хочется напиться. Или потому что впервые с тех пор, как я переехала в этот дом, кто-то из Ройалов, помимо Каллума, ведет себя со мной по-человечески.

Истон с одобрением наблюдает, как я делаю долгий глоток. Он проводит рукой по волосам и тут же морщится. Мне его жаль. Синяк у него огромный.

Какое-то время мы сидим в тишине, только передаем друг другу бутылку. Я перестаю пить, как только чувствую легкое опьянение, и Истон пихает меня локтем в бок, несмотря на то, что его взгляд прикован к телевизору.

— Ты мало выпила.

— Я больше не хочу. — Я откидываюсь на изголовье кровати и закрываю глаза. — Мне не нравится напиваться. Предпочитаю состояние «слегка навеселе».

— А ты хоть раз-то напивалась? — с вызовом спрашивает Истон.

— Ага. А ты?

— Никогда, — невинным голосом отвечает он.

Я фыркаю.

— Ага, конечно. Ты стал алкоголиком лет в десять. — Как только эти слова слетают с языка, я вздыхаю.

— Что? — Истон смотрит на меня с любопытством. А он симпатичный, когда не хмурится или нахально ухмыляется.

— Ничего. Просто глупое воспоминание. — Лучше поменять тему — обычно я избегаю разговоров о моем прошлом — но это воспоминание никак не идет из головы, и я невольно начинаю смеяться. — А знаешь, так чудно получилось.

— Что ж, я заинтригован.

— Когда я впервые напилась, мне было десять лет, — признаюсь я.

Парень улыбается.

— Реально?

— Ага. Мама тогда встречалась с одним парнем, Лео. — И он был связан с мафией, но об этом я Истону не рассказываю. — Мы жили в Чикаго и как-то раз все вместе пошли на игру «Чикаго Кабс»[12]. Лео пил пиво, и я все умоляла и умоляла его дать мне попробовать хотя бы маленький глоточек. Мама, естественно, была против, но Лео удалось убедить ее, что от одного глотка ничего страшного не будет.

Я закрываю глаза, мысленно переносясь в тот теплый июньский день.

— И вот я попробовала пиво, которое на вкус оказалось омерзительным. Лео посчитал мою гримасу отвращения весьма забавной и, стоило маме отвернуться, протягивал мне бутылку снова и снова, а потом ржал над моим выражением лица. Вряд ли я выпила больше четверти той бутылки, но этого мне хватило, чтобы упиться в хлам.

Истон взрывается от хохота. И мне приходит в голову, что я впервые слышу искренний смех во дворце Ройалов.

— Твоя мама, наверное, взбесилась?

— О, еще как. Видел бы это: десятилетняя девочка, спотыкаясь, ходит вверх и вниз по проходу между рядами и с трудом, как пьяная, выговаривает: «Па-ачему ты не купишь мне хот-дог?»

Теперь мы уже оба хохочем, матрас под нами сотрясается. Мне хорошо. А все хорошее, как обычно, быстро заканчивается.

Внезапно Истон затихает, спустя мгновение он поворачивается ко мне и, глядя в глаза, спрашивает:

— Ты правда была стриптизершей?

Я тут же цепенею от его вопроса. «Нет» уже готово слететь с языка. Но какой сейчас в этом смысл? В школе все равно будут говорить, что я танцевала в стрип-клубе, правда это или нет.

Поэтому я киваю.

Кажется, на Истона это производит большое впечатление.

— Я думаю, это круто.

— Нет, совсем не круто.

Он двигается, его плечо касается моего. Не знаю, специально это или нет, но когда наши глаза снова встречаются, я понимаю, что контакт наших тел не остался для него незамеченным.

— Знаешь, а ты красивая, когда не щетинишься. — Его взгляд останавливается на моих губах.

Я застываю на месте, но мое сердце начинает колотиться не из-за страха. В темных глазах Истона отражается желание. В таких же темно-синих, как у Рида.

— Тебе пора. — Я сглатываю ком в горле. — Сейчас я действительно хочу спать.

— Нет, не хочешь.

Он прав. Не хочу. В голове все смешалось. Я думаю о Риде, о его волевом подбородке, идеальных чертах лица. У Истона точно такая же челюсть.