еще целых три дня, вплоть до сегодняшнего утра, когда я вылезла из кровати после очередной бессонной ночи и заставила себя вспомнить об одном неоспоримом факте: моя мама не была лгуньей.
Я могу пересчитать по пальцам — мне хватит одной руки — все факты, что поведала мне мама о моем отце. Его звали Стив. Он был блондином. Моряком. Подарил ей свои часы.
Все это совпадало с тем, что рассказал мне Каллум. Плюс ко всему совершенно очевидное сходство с мужчиной, фотография которого стоит в библиотеке. Приходится признать, что Дина О’Халлоран, попросту говоря, лживая стерва.
— Ты с кем-то трахаешься?
Грубый вопрос Рида возвращает меня к реальности. Я сижу на пассажирском сиденье его «Рендж-Ровера», стараясь не зевать.
— Что? Почему ты спрашиваешь меня о таких вещах?
— У тебя темные круги под глазами. Со вторника ты ходишь, словно зомби, как будто не спала несколько ночей. Поэтому. Так ты трахаешься с кем-то? Тайком выбираешься из дома, чтобы встретиться с ним? — Рид стискивает челюсти.
— Нет.
— Нет, — эхом повторяет он.
— Да, Рид.
— Все, что ты делаешь, это мое дело. Каждый твой шаг влияет на меня и на мою семью.
— Ух ты! Наверное, круто жить в мире, где все вращается вокруг тебя любимого.
— Тогда что с тобой? — продолжает допытываться Рид. — Ты сама не своя.
— Я сама не своя? Ты так хорошо меня знаешь, что можешь делать такие выводы. — Я сердито смотрю на него. — А знаешь что, я расскажу тебе все свои секреты. но только
Его глаза вспыхивают.
— Ну вот, так я и думала. — Я скрещиваю руки на груди и пытаюсь подавить очередной зевок.
Рид переводит свой раздраженный взгляд на дорогу, его большие ладони крепко обхватывают руль. Он отвозит меня на работу каждое утро, ровно к пяти тридцати, а потом к шести едет в школу на футбольную тренировку. Истон тоже в команде, но он добирается на тренировку на своей машине. Мне кажется, это потому, что Рид хочет оставаться со мной наедине. Чтобы допрашивать меня. Именно это он и делает каждое утро с тех пор, как начались эти наши дурацкие совместные поездки.
— Ты не собираешься бросать работу, да? — В его голосе слышна горечь поражения, но с обычной долей раздражения.
— Нет. Не собираюсь.
Парень останавливается перед пекарней и переключает передачу в режим парковки.
— Что? — бурчу я, когда пронизывающие синие глаза смотрят прямо на меня.
На мгновение он поджимает губы.
— Сегодня вечером игра.
— И что с ней? — Часы на приборной панели показывают пять двадцать восемь. Солнце еще не взошло, но витрина «Френч-Твист» освещена. Люси уже ждет меня.
— Мой отец хочет, чтобы ты пришла.
Между лопаток опять заколола «ройаловская заноза».
— Рада за него.
У Рида такой вид, как будто он едва сдерживается, чтобы не придушить меня.
— Ты придешь на игру.
— Нет уж. Я не люблю футбол. И к тому же, мне нужно работать.
Я тянусь к дверной ручке, но Рид наклоняется и перехватывает мою руку. От прикосновения его пальцев по коже прокатывается горячая волна и останавливается между ног. Я приказываю своему предательскому телу успокоиться и стараюсь не вдыхать окутывавший меня пряный мужской аромат. И почему от него всегда так хорошо пахнет?
— Мне плевать, что ты любишь или не любишь. Я знаю, что ты заканчиваешь в семь. Матч начинается в половине восьмого. Ты придешь. — В его низком голосе пульсирует. нет, это больше не злость, но что-то. я не знаю, что. Но зато я знаю, что он сейчас слишком близко, и мое сердце стучит опасно быстро.
— Не пойду я на какую-то дурацкую футбольную игру, чтобы болеть за тебя и твоих тупоумных дружков, — огрызаюсь я, сбрасывая с руки его ладонь. Без тепла Рида мне вдруг становится холодно. — Каллуму придется смириться с этим.
Я выскакиваю из джипа и, хлопнув дверцей, спешу по темному тротуару в пекарню.