бреду к южной лужайке, то ощущаю себя заключенным, который идет на смертную казнь. Надо было спросить у Вэл, как ей удалось избежать этой участи, потому что танцует она здорово, но что-то никто не принуждал ее демонстрировать свои умения.
Когда я вхожу в женскую раздевалку, там пусто, но на длинной блестящей скамье между рядами шкафчиков стоит прямоугольная коробка.
На крышке большими буквами нацарапано мое имя, а рядом с ним приклеен сложенный лист бумаги.
Желудок скручивает в узел. Трясущимися руками я хватаю записку и разворачиваю.
Ее имя выведено по-женски небрежно, и за каждой буковкой безошибочно угадывается ликование.
Когда я открываю коробку и разворачиваю оберточную бумагу, руки дрожат еще сильнее. А когда вижу, что внутри, меня начинает тошнить от унижения.
В коробке лежат крошечные красные трусики, туфли на пятидюймовых шпильках и кружевной красный лифчик с черными кисточками. Это белье, уродливое и вульгарное, совсем не похоже на то, в котором я танцевала в «Мисс Кэнди» в Кирквуде.
Интересно, кто из Ройалов рассказал им о том, что я танцевала стриптиз? Наверняка Каллум выложил всю правду своим сыновьям, но какой же из них проболтался? Рид? Истон? Лично я ставлю на Рида.
И тут же чувство унижения сменяется другим — яростью. Неистовой яростью, которая струится по моим венам и от которой покалывает кончики пальцев. Как же я устала от всего этого. Меня достали эти постоянные оскорбления, издевки и насмешки. Все, с меня хватит.
Я сминаю в кулаке записку Джордан и бросаю комок через всю раздевалку. Потом резко разворачиваюсь и шагаю к выходу.
Но на полпути к двери останавливаюсь. Мой взгляд возвращается к коробке с тем отвратительным комплектом белья.
А знаете что?
Они думают, что я дешевка? Я
Не знаю, то ли из-за охватившей меня злости, то ли из-за чувства безысходности, то ли от ощущения беспомощности, комом вставшего в горле, но я больше не контролирую собственное тело. Мои руки на автомате срывают одежду, и я так зла, что физически ощущаю собственную ярость. Рот наполняется слюной. Боже, у меня на губах выступает пена!
Я одним движением натягиваю кружева на бедра, надеваю лифчик и топаю к выходу. Но не к той двери, что ведет на улицу, а к той, что в спортзал.
Туфли на шпильке остались на скамейке. Мне нужно будет твердо стоять на ногах.
Мои босые ноги шлепают по полу, в каждом шаге — злость и обида от несправедливости. Эти люди меня не знают. У них нет никакого права судить меня. Я рывком открываю дверь и вхожу в зал. Голова гордо поднята, руки свисают вдоль туловища.
Кто-то замечает меня и охает.
— Ни фига себе! — Мужской голос доносится с противоположной стороны, где за перегородкой, которая сейчас открыта настежь, находятся разнообразные тренажеры.
По залу эхом прокатывается резкий металлический звук, как будто кто-то уронил гантели.
У меня подкашиваются ноги. Вся футбольная команда сейчас здесь, работает на тренажерах. Я украдкой бросаю быстрый взгляд в их сторону и чувствую, как краснеют щеки. Все парни оторопело смотрят на меня, открыв рты. Все, кроме одного — Рида. Он стоит, сжав челюсти, его глаза яростно сверкают.
Я отвожу от него взгляд и продолжаю идти к группе девчонок, занимающихся растяжкой на синих матах. Подходя ближе, я начинаю покачивать бедрами, и все они, выпучив глаза, замирают посреди упражнения.
Шок на лице Джордан заметен всего лишь мгновение. Его тут же сменяет настороженность. Когда она замечает выражение моего лица, клянусь, ее пробирает дрожь. Через секунду она уже стоит на ногах, скрестив руки на груди.
На ней короткие шорты, едва прикрывающие задницу, и майка в обтяжку, ее темные волосы собраны в хвостик. У нее длинное и подтянутое тело. Сильное. Но и у меня не хуже.
— У тебя что, нет ни капли самоуважения? — Она усмехается, глядя на мой наряд.
Я останавливаюсь прямо перед ней. Но продолжаю молчать. Все до единого, кто находится в спортзале, пялятся на нас. Вернее, на
