увидел девицу лет двадцати, которая, чихая от пыли, разбирала тарелки и кружки на полках.

– Кхе-кхе, – сказал Отто Францевич.

Девица замерла, спина её напряглась.

– Здравствуй, деда.

Улыбка её была хороша, а голос нежен. Но эта улыбка, и этот голос, и весь этот образ давно уже не могли обмануть Отто Францевича. Существо, которое стояло сейчас перед ним, смущённо теребя край фартука, вовсе не было его внучкой. Как жаль, что именно такой облик избрало Абстрактное Зло для выполнения своего Плана.

Отто Францевич привычно притворился, что видит девицу впервые в жизни, надеясь таким образом вывести Абстрактное Зло из равновесия.

К сожалению, сделать это было не так уж просто.

– Я твоя внучка, – напомнило Зло.

Отто Францевич надел очки. Поскольку они тут же сползли на самый кончик носа, ему пришлось сильно запрокинуть голову назад, чтобы рассмотреть пришелицу.

Абстрактное Зло вздохнуло и привычно достало паспорт из заднего кармана вельветовых штанов.

– Ну что ты, что ты, внученька, раз ты так говоришь, так оно и есть, – пробормотал Отто Францевич, придирчиво изучая паспорт и сверяя фото с оригиналом. Он никак не мог признаться Злу, что давно раскрыл его коварные замыслы: боялся, что без необходимости притворяться оно явит свой истинный облик. Нет уж, пусть лучше так.

– Как живёшь, дедушка? – осторожно спросило Абстрактное Зло, возвращаясь к прерванной уборке. Отто Францевич не спешил отвечать, а вместо того с неприкрытым ужасом осматривал вымытую посуду, начищенный до блеска чайник и кипящий на плите суп. Пересилив себя, сказал:

– Славно, девочка, славно. Гошенька вот мне во всём помогает…

Отто Францевич указал на пса, свернувшегося калачиком у его ног.

– Гошенька? – Зло снова напряглось, что было совершенно неудивительно – они с Гошенькой не любили друг друга, в то время как настоящая внучка Отто Францевича когда-то давно души не чаяла в этом псе.

– С Никитишной по грибы собрались, – продолжил тем временем Отто Францевич. Слова эти определённо не понравились Абстрактному Злу, оно медленно обернулось. Отто Францевич увидел, как девичье лицо исказила непонятная гримаса, и с удовольствием продолжил:

– Она целыми днями дремлет на лавочке, как и прежде, и кошка… Ты ведь помнишь её кошку, Паю?

– А бабушка? – с угрозой в голосе спросило Абстрактное Зло. – С бабушкой ты тоже общаешься?

Отто Францевич понял, что пора бы притормозить. Ему нравилось дразнить Зло, но важно было вовремя остановиться.

– Что ты такое говоришь, девочка, – притворно удивился Отто Францевич и печально добавил: – Нет уже нашей бабушки. Три года как. Э-эх.

Зло тем временем, разобравшись с посудой, приступило к шкафчику с лекарствами.

– В кладовку к тебе заглядывала, – сказало оно. – Всё собираешь свои гербарии!

– Не гербарии! Не гербарии! – взволнованно воскликнул Отто Францевич и тотчас поправился: – То есть, конечно, ты права, милая. Гербарии. Как есть гербарии.

Жаль, что нельзя мысленно дать самому себе затрещину. Стоило Абстрактному Злу добраться до главной темы, как нервы сдали. Отто Францевич крепко зажмурился в надежде успокоиться и спрятать мысли. Открыв глаза, он едва удержался от вскрика: Абстрактное Зло стояло рядом и внимательно всматривалось в его лицо.

– Так-так, – сказало оно. – Таблетки-то пьёшь?

Отто Францевич торопливо кивнул и хитро улыбнулся уголком рта, вспоминая, как ловко он придумал: каждое утро две таблетки отправлялись в удивительное путешествие прямо в мусорное ведро.

– Пью, милая, – сказал он и на всякий случай продемонстрировал полупустую упаковку.

– Пьёшь, значит… – Зло недоверчиво покачало головой. – Сегодня две пил?

Отто Францевич неуверенно кивнул.

– Ну, ничего, Вера Михайловна сказала, что можно и три за день. – Держи.

Абстрактное Зло решительно выдавило таблетку Отто Францевичу на ладонь и подало стакан воды.

– Пей. – Оно явно не собиралось ни отворачиваться, ни уходить, коварное.

Отто Францевич не был готов к такому повороту событий, от растерянности он бросил таблетку в рот и проглотил её.

Гошенька снова заскулил, теперь уже куда громче, и, слегка прихрамывая, вышел из комнаты. Таким нехитрым способом пёс выражал своё неодобрение. Вслед за ним из угла над комодом исчез приветливый паучок, с которым Отто Францевич любил беседовать по вечерам. Пропала и его паутина, растворилась в воздухе почти мгновенно. И, хотя до заката было ещё далеко, в углах кухни сгустилась тьма, краски дня поблекли. Воздух сделался холодным, почти ледяным, комнату заполнила тишина – мёртвая и слегка колючая.