поначалу даже казалось, что это звериный помёт. Идти по бадану было удобно. Он был мягкий, однако нога в него не проваливалась.

Заметив на ветке мелкую птичку с чёрно-коричневой грудкой, юноша промолвил:

— Воробей.

Ещё одно напоминание о городе.

— Это дубровка, — поправила мама. — Воробьёв тут не бывает.

— Всё равно хороший.

— Да.

Из перелеска вышли на поле, усыпанное фиолетовыми катышками васильковой серпухи, затем углубились в лиственничный бор. Здесь было много моховиков. Их медовые вспученные шляпки хорошо прятались под ветками и насыпью жёлтых иголок. Артём сорвал один из них. Провёл пальцем по свежей слизи, представил, до чего мягким и жирным был бы такой гриб на сковородке. С картошкой и луком.

— Разламываешь картофелину вилкой и по слому кладёшь ломтик масла — он тает… — подражая маминому голосу, протянул юноша.

— И берёшь курочку, — кивнула Марина Викторовна. — Держишь её за ножку, стягиваешь с неё липкую кожицу. Обжигаешь пальцы, и тут же зажимаешь их губами, чтобы остудить, и чувствуешь маслянистый жареный вкус.

— Нет, лучше яичницу, — отозвался Тюрин. — Первым делом жаришь перец и помидоры. От помидоров столько влаги, что ничего не подгорит, можно даже масло не наливать. Только нужно заранее снять шкурку, от неё бывает кисло. Потом кладёшь кабачки, забрасываешь кругляшки сосисок. Накрываешь крышкой. Ждёшь. Томишь на медленном огне. И под конец разбиваешь несколько яиц.

— Пока всё это готовится, — подхватила Марина Викторовна, — можно съесть оставшуюся помидорину. Впиваешься в её крепкий холодный бок и высасываешь весь сок. Потом нужно присолить свой прокус и уже доесть целиком.

— Да чтоб вас всех! — не выдержал Сергей Николаевич. — Сговорились, что ли, со своими сосисками?

Все тихо рассмеялись.

В экспедиции Артём впервые узнал чувство настоящего голода. Во рту скапливалось много слюны, и она казалась шершавой. А желудок сейчас был тяжёлым, перетянутым стальной проволокой. Будто Артём сел, предельно низко наклонился к ногам и сдавил желудок. На ходу юноша старался держать спину прямее, но это не помогало.

Спустившись к водопаду, путники сделали привал.

Сергею Николаевичу показалось, что вчера напор воды был значительно больше, однако он не придал этому значения, решил, что просто ошибся.

Водопад был невысоким, метра три. Вырывался из скалы, падал по каменному каскаду и с шумом вливался в продолговатое озеро. Озеро оканчивалось гранитной глыбой — утюжком, делившим воду на два русла. Справа от водораздела по склону текла широкая спокойная река, терявшаяся в лесу. Слева — бойкая, извитая речка, пропадавшая под завалами глыб.

Скала, пробитая водопадом, вздымалась огромными, почти гладкими плитами. Ещё выше уступами начинался заросший лишайником отрог. Разбитый сыпучими хребтами, он дважды прерывался скальными террасами и наконец уходил в неприступную высь — к вершине единственной в этих местах горы.

— И всё-таки это сделал Корчагин, — усмехнулся Сергей Николаевич.

— Ты о чём? — удивилась Марина Викторовна.

— Шестой рисунок. Старик нарочно оборвал с него надпись. Я в этом уверен. Одного не могу понять: зачем было так усложнять нам путь?

— Папа не хотел, чтобы его тайна попала в чужие руки.

— Может быть, — пожал плечами Сергей Николаевич.

— Не хотел ни с кем делиться. Решил, что если уж кто-то и доберётся до золота, то его родные. Я ведь тоже умею складывать утаргалжина. Карту, приметы и подсказки он оставил для меня.

— Да…

— Только я бы всё равно сама не справилась.

— Это уже неважно. Теперь нужно понять, что делать дальше.

— Ищем, — Артём зашагал к водопаду.

— Ищем, — прошептал Сергей Николаевич. Потом ещё тише добавил: — Общее собрание объявляю закрытым.

Только Тюрин остался возле водораздела. Остальные разбрелись по сторонам, надеясь найти хоть какой-то ориентир.

Изучили обе речки, поднялись на соседнюю сопку, обошли кругом озеро, спустились в заросший кедровым стлаником распадок. Несмотря на мамино недовольство, Артём даже взобрался на каменную осыпь, ведущую в обход скальных глыб, к первой террасе. Впрочем, не сумел пройти и десятой части пути, который оказался слишком сложным и опасным.

Не найдя ничего интересного, все опять собрались у водораздела. Молча обменялись усталыми недовольными взглядами.