площадке перед коридором, затем перепутал дверь собственной спальни. Когда же он скрылся за нужной дверью, возможность наблюдать за ним исчезла, и я вспомнила о Даше.

Она открыла через несколько секунд после того, как я постучала. Растрепанная, с горящими глазами и совершенно отрешенная. Простыня, в которую она замоталась, слезла с левого плеча, обнажив загорелую кожу.

— Я в порядке, — выпалила она и обернулась, будто ее могли подслушать, уличить в этом непотребстве и пожурить.

— А так сразу и не скажешь. На улице…

— Все хорошо, — перебила она. — Честно.

А затем выглянула в коридор и обеспокоенно поинтересовалась:

— Где Эрик?

— Внизу. Планирует перемещение. Что с тобой?

Она вздохнула. Опустила глаза и отчего-то покраснела.

— Я не одна.

— О… — сказала я. А потом до меня дошло. — О!

— Вот так вот, — выдохнула она, по-прежнему не глядя в глаза.

— С ума сошла, — кивнула я, не в силах отойти от шока. Даша чуть не погибла, а близость смерти меняет сознание — мне ли не знать.

Однако некоторые помутнения могут привести к летальным исходам. Такие, например, как любовь с охотниками.

— Послушай… — вздохнула Даша и подняла глаза. На этот раз к потолку. — Я знаю, что делаю. Гарди не только вам пророчил.

— Тебе тоже? О Богдане?

Кивок. И вздох — усталый, в нем горечь и смирение. А еще — надежда. Это то, что мешает ей сдаться.

— Он — охотник, Даша. Это всегда убивает.

— Не всегда. Лазейка есть, если в тебе частичка Первых. Например, кровь.

— Кровь Херсира! — догадалась я, и от этого догадки стало дурно. Отчего-то вспомнился Мишель. Если бы он тогда знал, что я… что у меня… Не была бы его просьба более… личной?

Даша кивнула, натянула простыню на обнаженное плечо и просочилась в комнату.

— Не говори Эрику, — бросила уже из-за двери, а затем захлопнула ею у меня перед носом.

Во дела!

Впрочем, чему я удивляюсь? Мир будто треснул с приходом Первых. Словно чертов портал пробил в нем щель, и сквозь нее в город просочилась иная, абсурдная реальность. В этой реальности мужчины прощают измены, трусливые сестры дерутся с сильнейшими врагами, ясновидцы добровольно дают свой кен, чтобы защитить хищных, а хищные спят с охотниками.

И мне на минуту показалось, я нырнула в нору в погоне за белым кроликом, а теперь лечу, и в полете со мной творятся странные вещи. Даже страх, который еще утром был почти неуправляемым, иссяк. Просочился, видимо, в ту же щель. Нужно же и нашему миру делиться с тем, иллюзорным. Вот и приходится кормить его страхом и жизнями родных.

Единственное, что казалось мне настоящим, незыблемым и вечным — это Алан. Тем вечером он категорически отказывался ложиться спать, капризничал и мало ел. Будто чувствовал то, что я хотела от него скрыть. А когда усталость все же сморила, он уснул, прижимая к себе плюшевого медведя. А я смотрела на него, не в силах оторваться, и с каждой секундой желание послать все к черту, включая всякие миссии по спасению человечества.

Кто я здесь, в этой комнате, рядом с сопящим ребенком? Мать. Всего лишь. Однако выйдя из детской, я снова стала собой. Будто судьба притаилась в коридоре бесцветной сетью, зависла над проемом двери, и, когда я оказалась вне стен комнаты, опутала меня снова.

С ней вернулось одиночество. И тогда я поняла: Дэн был прав. Сегодня и сейчас, на пороге неизвестности, я одна. Никто не станет рядом со мной, не разделит со мной эту миссию.

Впервые по-настоящему одна.

Страх сводит внутренности, а грудь распирает свобода. Усталость на пределе красной линии, вот-вот ее пересечет, и, наверное, это правильно.

У меня есть еще немного времени. Целая ночь, чтобы…

Щупаю плотные темные занавески в нашей с Эриком спальне. Сизое покрывало, хранящее наши смешанные запахи. Провожу пальцем по отполированному дереву комода. Касаюсь рельефных стен.

Темно. Спокойно.

Отворачиваюсь к окну и смотрю в ночь. Она смотрит в меня провалами окон.

Когда входит Эрик, я прикрываю глаза. Несколько мгновений, и теплота его ладоней обжигает плечи, вползает под кожу горячей лавой.

Мне будет не хватать этого там, в моем выдуманном мире. Зато там есть теплый песок и волны, лижущие ступни. А еще покой. Мне кажется, я заслужила.