неизбежности.
Гарди повернулся к Глебу, и на миг мне показалось, мое сердце замерло, перестало биться. Если он сейчас скажет про смерть, клянусь, я его ударю!
— Стирающий грани за них не выйдет. Я вижу тихую бухту и клетчатые занавески на окнах, белую скатерть, цветы. Детскую колыбель в спальне. Ребенок будет сильным, и он будет видеть, как Гуди.
Сольвейг. А значит, Ника…
Додумать мне не дали. Гарди сыпал пророчествами, как горохом, швыряясь ими во все стороны.
— Ты сделаешь выбор и, наконец, простишь, — сказал он, повернувшись к Робу. — Прощение очистит тебя, но с той, на кого ты обижен, вас разведет время.
— Потерянная девочка станет смелой, — подмигнул Гарди Даше. — Хорошо, что у нее сильная кровь, иначе смелость привела бы ее к смерти. И осторожный мальчик это знает.
Даша побледнела, покосилась на Богдана и отвела взгляд. Впрочем, Гарди она уже не интересовала. Он посмотрел в нашу сторону и четко сказал:
— А ты умрешь.
Фраза — безразличная, сухая — запуталась в молчании. Застыли все, замерли в тех позах, которые приняли за секунду до. И вцепились взглядами в Гарди, будто надеясь, что он рассмеется, передумает, изменит предсказание намеком на надежду.
Однако я знала, что надежды нет. А Гарди — сильнейший ясновидец в мире, особенно сейчас, когда снова здоров — не врет. Его видения сбудутся, и, если он прав на счет Хаука, сбудутся скорее, чем мы этого ждем.
— Возможно, есть способ… — Влад осекся и замолчал. Впрочем, что он мог сказать? Что сделать?
— Нет. Эту смерть я вижу четко.
Боковым зрением я отметила, как побледнел Мирослав. Боковым, потому что не могла отвести взгляда от Алекса. Алекс выглядел спокойным, слишком спокойным для человека, которому только что напророчили смерть. Моргал только часто, будто движением век мог прогнать проклятие, невзначай брошенное Гарди.
— Нет, — четко произнес Мирослав. — Ты не умрешь. Я не допущу.
Губы Алекса тронула легкая улыбка. Благодарность. Уважение. Близость. Ведь все в этой комнате стали по-своему близки друг другу. Словно ритуал излечения Первого ясновидца скрепил, связал нас невидимыми, но крепкими путами.
— Труднее всего придется вам, — тем временем продолжил Гарди, переводя взгляд с Влада на Эрика. — Но вы и так это знаете, верно?
Нет-нет, труднее всего мне! Мне всегда было трудно, а вот сейчас… Хотя, если умру, то наверное…
Эрик сорвется. Влад начнет искать способы меня вернуть. Он из тех, кто никогда не останавливается. Небось, найдет колдуна, посулит заманчивую награду. Глупо все это. И ни к чему.
— У нас получится? — сдавленно спросил Эрик.
— Я не вижу, — признался Гарди. — Ты — потомок Херсира, можешь влиять. А еще она… — Взмах руки в мою сторону, беглый взгляд. — Ваше будущее туманно и переменчиво. Зыбко. Любой неверный шаг, и все изменится, встанет не на ту колею… Я не вижу. Так, картинки, точнее, обрывки картинок…
— Что?! — Теперь уже Влад не выдержал, отлип от подоконника.
— Ты слишком стараешься, — отмахнулся Гарди. — И как старательный мальчик, сделаешь все правильно. Но некоторые не играют по правилам. Некоторые идут сквозь стены, они, как призраки, вездесущи…
— Ты уверена, что вылечила его? — саркастично спросил меня Влад, потирая правый висок. — По-моему, ты старалась плохо.
— Все же мы бы хотели попробовать договориться с Хауком, — не обращая внимания на колкость Влада, серьезно сказал Эрик. — Ты выйдешь с нами? Будешь говорить в нашу поддержку?
— Мне вернули разум. Разве могу я отказать?
— Хорошо. Тогда собирайтесь. Поедем к скади.
Тучи спустились совсем низко, опасно нависли над притихшим городом. По ним блестящими змеями скользили молнии. Вспарывая мягкую серую плоть, они проникали внутрь облаков, чтобы потом вынырнуть с другой стороны.
Грохотало.
Ветер рвал ветви цветущих уже абрикосов, и белые лепестки осыпались на асфальт подобно снегу. Невыносимо, до комка в груди пахло дождем, и жила откликалась на этот запах, вздувая вены от ванили, которую теперь не вытравить, наверное, никогда.
Неважно.
Что теперь может иметь значение? Я потеряла почти все, отказалась от надежды, смирилась с неизбежным. Готова смириться и с ванилью в
