— Да, — кивнула я. — И я постараюсь помочь Гарди. Ради всех нас. Ради того, чтобы Хаук ушел.

— Он не уйдет, — помотала она головой. — Я видела его. Он никогда не отступит.

— Хаук пришел как расплата для Херсира, — мягко сказал Эрик и посмотрел на меня. Его взгляд был глубок, и, казалось, я на секунду увидела того, кто живет в нем. Того, кого мой Эрик боялся выпустить. Когда был еще моим Эриком… — За то, что выпил Гарди. Если Гарди выздоровеет, Херсира не нужно будет наказывать.

— Он просил найти тебя, — добавила я. — Он просил отдать…

— Вот. — Эрик вытащил из ножен и протянул ей клинок, а она взяла его трясущейся рукой, сжала изрезанную рунами рукоять. — Это твое.

Лив смотрела на него долго, пристально, с долей недоверчивости, словно увидела призрака, но в призраков не верила. В комнате сгустилось напряжение, древний кен окружал ее ореолом тьмы — тьма накрыла плащом, вилась, клубилась вокруг хрупкой фигуры, и отдельные ее клочки отрываясь, будто собирались вырваться. Однако возвращались. Вливались обратно, проникали в общий полог, и отрывались уже другие. Смотрелось жутко. И мне подумалось, что кен Лив чем-то похож на кен Герды. Такой же темный, подавляющий… Гнилой?

— Он касался его, — прошептала она с благоговением. — Херсир велел вам прийти, да?

— Херсир не станет в этом участвовать, — с уверенностью ответила я. — Но ты сама должна понимать: Хаука нужно остановить. — Помолчала немного и проникновенно добавила: — Иначе он убьет Херсира…

Слова иногда обладают волшебным действием, особенно когда достигают тех самых участков мозга, которые отвечают за наши страхи. Она вскинулась, посмотрела на меня воинственно и кивнула.

— Нет-нет-нет, — помотал головой Гарди. — Ты не можешь им позволить. Они влезут в меня, наденут мою кожу, а ты будешь смотреть. Тебе нравится меня мучить, да?! — взвизгнул он и влип в стену.

— Ну хватит! — мрачно резюмировал Эрик и шагнул к Гарди. Грубо схватил ясновидца за плечи, вытолкнул в центр комнаты. — Покончим с этим уже.

Воздух вокруг него полыхнул оранжево-красными всполохами, и я внезапно поняла, что не хочу этого видеть. Знать. Термоядерная смесь кена: моего, Барта, Дэна и Влада — делала меня чем-то иным, трансформировала в нечто, чем я быть не хотела. Я — просто Полина. Пророчица. Сольвейг.

Не мессия.

Повторяла это, как мантру, когда подходила к Гарди, и меня жег отчаянный почти взгляд мужа. Мужа ли? Кто мы? Где оказались? И куда придем в итоге?

Слева Лив шептала молитвы на древнем языке ар. Странно, но я понимала его — каждое чертово слово! Богов нет, милочка, они тебя не услышат. Все, что от них осталось — пустой мир, наполненный знаниями. Этот мир отчего-то назвали каном…

— Ему это не понравится, — серьезно предупредил меня Гарди, когда я задрала ему рубашку. Вырваться он не пытался, лишь смотрел — торжествующе, с победным блеском в глазах. — Ты умрешь, определенно. Нет, я почти точно знаю.

Стукнула створка окна, потянув за собой штору, повеяло холодом, кто-то невдалеке охнул, а я…

Темно. Тучи над головой — свинцовые, низкие. Они опасно нависли, готовые обрушить небо мне на голову. Темное озеро неспокойно, оно бушует, накатывает волны на берег, на котором даже песок потемнел. Нет, он потемнел не оттого… Кровь, куда глазом не поведи. Песок впитал ее, вскормился и, казалось, берег ожил, дышит под ногами, требуя еще. Требуя мою.

Справа мелькает тень. Вспышка молнии, и я вижу отблеск металла в испачканной кровью руке…

— Эрик! — вырывается само, против воли. Как призыв, как просьба защитить.

— Эрик! — это уже из реальности. Настойчивый голос, не просьба — приказ. Шутка, что ли? Кто осмелился приказывать Эрику? — Она не справится, слышишь? Решай уже!

Моя рука все еще лежала на животе у Гарди, в ушах шумело, перед глазами плыло. Нестерпимо болел живот — жила противилась, отдавая последние крохи ванильного кена. Жила же Гарди все еще была пуста… Изувечена. Бездонный колодец, который мне не наполнить. Глупо было надеяться. Возомнила себя всесильной, способной излечить Первого. Он древний, а я — всего лишь я. Полина. Пророчица. Сольвейг.

И вот жила Гарди пытается меня поглотить. Она тянула кен, требовала еще, кололась осколками страшных видений.

Вода. Грязь. Раскинувшие руки, замершие в неестественных позах тела в этой грязи.

Пожалуйста, не показывай, я не хочу знать!

— Эрик! — полувскрик-полутребование. Дэн злился, его пальцы стискивали мои плечи, будто стараясь удержать в реальности. И мне подумалось, что только он меня и держит. И если у него не выйдет, если сорвусь, то навеки останусь в мире кошмаров Первого. Единственная хищная, которую свел с ума ясновидец.

— К черту! Сделайте это, — угрюмо согласился Эрик, и голос у него был наполнен темной карамельной патокой. Горечь. Тоска. Злость.

В нем живет тьма.

Так сказал мне Барт однажды. Живет, ну и пусть. Свет не так уж привлекателен. А еще — опасен.