ты совсем околел тут.

— Посмотрим, как оно не убьет тебя! — Он резко вывернулся, потянулся вверх и положил ладонь Эрику на лоб.

Время, казалось, остановилось. Падало, кружась и смешиваясь со снежинками, и замедленно стучали воображаемые часики, повторяя голосом Гарди.

Тик-так. Тик-так.

Тик.

Так…

А потом схлынуло. Время встрепенулось и понеслось галопом. Эрик отпрянул, нахмурился, вглядываясь в лицо Первого ясновидца, будто ища на нем…

Что?

Неужели… Нет-нет, только не мое видение! Мне нужно подумать, решить, что с этим делать, а если Эрик будет в курсе, то запрет меня. Снова поставит вокруг дома удушливую защиту. Будет шушукаться с Владом и Мирославом, улыбаться, будто все в порядке, а если заикнусь… В этот раз он не позволит мне выбраться, даже если захочу. Круглые сутки станет охранять и…

Эрик мазнул по мне взглядом. Колючим, холодным, а ветер, будто слушаясь его, хлестнул по щеке, опалил морозом плечи, вполз за воротник, и я поежилась. Бледное лицо, сжатые в узкую полоску губы, прозрачные глаза, пронизывающие насквозь…

Гарди хитро ухмыльнулся и отступил на шаг, наблюдая за Эриком с явным удовольствием. Но Эрик о нем забыл. Эрик смотрел на меня.

— Что?..

Зашуршали, трескаясь, ветви у нас над головами, струшивая снег прямо за шиворот. Серое небо выпустило на волю серп молодой луны. Его окружили темные тучи, как стая волков — дичь.

Почему-то я сама себя почувствовала дичью.

Эрик сглотнул и закрыл глаза. Сжал кулаки, будто боялся что-то выпустить. Словно, если выпустит, весь мир перевернется, разлетится на осколки. А когда он открыл глаза, на меня больше не смотрел.

— Помнишь, — спросил он глухим, гулким голосом, от которого у меня по спине поползли неприятные мурашки, — после случая с Гектором ты сказала, что я могу задать любой вопрос, и ты ответишь правду?

Я машинально кивнула, а потом, осознав, что он все равно не видит реакции подтвердила хриплым «да».

Гарди с довольным видом потоптался на месте, отчего снег под подошвами его растоптанных ботинок, противно заскрипел.

— Скажи, есть ли у тебя… секрет от меня, Полина?

Есть.

Секреты есть у всех, но у меня большой, а если большой, это уже считается предательством. Или нет?

— Секрет?

Голос противно дрогнул. Выдал и страх, и волнение, и безумное желание развидеть то, что я увидела на крыльце. Меньше знаешь — крепче спишь. Любая мало-мальски одаренная пророчица согласится с этой пословицей.

Эрик снова на меня посмотрел. Лучше бы не на меня — на снег, на притихший внезапно сад, на Гарди, в конце концов. Но пронизывающий, почти презрительный взгляд предназначался мне.

Нужно признаться. Сейчас. Чистосердечное признание, как говорится, смягчает наказание. Странно, но слова смешались в голове в кашу, и нужные никак не находились. Ну не говорить же, в самом деле: «Эрик, я скоро умру». Как-то… глупо.

Я сглотнула.

— Возможно, я смогу помочь. — Голос вкрадчивый, мягкий. Обманчивая мягкость эта заставляет расслабиться, выдохнуть. Сердце только колотится, и ребрам больно. Вдох получается скованным, будто грудь стянули невидимыми цепями. И продолжали стягивать.

Гарди еще раз подпрыгнул и радостно, словно ребенок, получивший конфету, захлопал в ладоши. Повеяло сюрреализмом, ненастоящестью, и я — так, на всякий случай — ущипнула себя за запястье. Не было и дня, когда в доме не произносилось бы священное слово «Первые», мало ли, может, Гарди мне просто снится. И злость Эрика — выдумки коварного подсознания.

Злость не исчезла, как и Гарди. Ко всему прочему прибавилась боль в запястье от сильного щипка.

— Вспомни вечер, когда Альрик подослал охотника в дом андвари, — настойчиво продолжил Эрик, окончательно сбивая меня с толку.

Андвари? При чем тут… И какое они имеют отношение к видению? Может, уже там были намеки, а я не поняла?

Пепел и разбитое стекло. Испуг. Переполох, который удобно прикрыли делаными улыбками и искусственным сочувствием. Раздражение — Влад постоянно пытался уколоть, задеть, а мне не до того было…

Эрик ждал. Смотрел на меня в упор, и я почувствовала себя смертником на плацу, прозрачные глаза — как дула автоматов… Придумается же такое.