И я рядом. После этой ночи многое между нами поменяется, и это было бы, бесспорно, к лучшему, но…

Эрик в беде.

— И ты можешь помочь.

Гуди выглядел умиротворенным, счастливым даже — его лицо сияло в рассветных лучах, хоть кино снимай. Я не впечатлилась. Наверное, потому что не ожидала его увидеть и от неожиданности расплескала кофе и обожглась.

— Эффектные появления — явно твой конек, — проворчала я, ставя чашку на низкий столик у дивана. — Только я не могу. Ты сам сказал.

Гуди покачал головой.

— Я сказал, что он не вернется, а не что ты помочь не можешь.

— То есть… как?

Слова куда-то подевались. Как и мысли. Все, что я могла — смотреть на Гуди, не моргая, и издавать нечленораздельные звуки. Я могу помочь Эрику? И если могу, то почему Первый молчал в нашу последнюю встречу?!

— Ты сольвейг, и можешь кое-что.

— Найти его…

— И это тоже.

— Но я везде искала! Убивала, нашла Альрика, писала в дурацкой книге. И никто, даже сам Арендрейт, не сказал, где Эрик!

— Зачем, если ты и так знаешь? — усмехнулся Гуди.

— Я не знаю! И хватит говорить загадками! От вашей древней таинственности меня уже тошнит.

— Он там, где ты его оставила. Там, где оставляешь каждое утро.

— В моих снах?

Гуди кивнул. Уголки его губ растянулись в улыбке, но глаза оставались грустными.

— Это его мир. Тюрьма, в которую он запер себя, и лишь сольвейг может попасть туда.

— Мир искупления…

Перед глазами поплыло, рассветное утро растеклось пятнами, ноги дрогнули, и я схватилась за перила, чтобы не упасть.

Он там один. Совсем один. И все эти тени — его демоны, отголоски прошлого, за которое он, бесспорно, себя винил. Раскаивался.

Хотел наказать?

Но если это его мир, то я могу туда попасть! Я уже была у Тана и у Альрика, значит, и к Эрику попаду. Нужно лишь найти жреца, нужно…

— Не получится, — прервал мои мысли Гуди. — Эрик поставил защиту. — И добавил, прищурившись: — От живых.

— Не хотел, чтобы я его нашла, — догадалась я.

Диван оказался близко как нельзя кстати. Мягкий, с высокой спинкой, на которую можно было примостить налившийся тяжестью затылок.

Эрик хотел спрятаться от меня. После смерти, чтобы я не искала… Чтобы отпустила. Жила.

А он уж как-нибудь сам, ведь он всегда умел сам… до меня. И я бы отпустила, наверное. Однако сны. И тени. Герда, смеющаяся в лицо. Пусть ненастоящая, выдуманная, как и Хаук.

Выдуманная ли боль? А одиночество? Холод, который подбирается к ногам, поднимается вверх, опутывает грудь ледяными оковами.

Из мира искупления не выбраться одному.

— Что же мне делать? — спросила я, не обращаясь к Гуди, но он с ответом не спешил — медлил. Показалось, ответ дался ему нелегко.

— Ты вправе решать, Полина.

Выбор.

Судьба. И предсказания, которые всегда сбываются. Ведь не зря существует та книга. Барт верил, что мне суждено выбирать, но знал ли он, что выбирать будет так непросто?

Влад прав, я люблю жизнь. Несмотря ни на что. Смогу ли? Сумею ли… и если да, то не буду ли жалеть?

Гуди ушел, а я еще долго стояла на балконе, глядя на город, умытый солнцем. На запруженные дороги, на пешеходов, спешащих по делам. На мой мир, который придется оставить, если решусь.

За спиной, в квартире с современным ремонтом, на широкой кровати спал мужчина, которого я любила. И впервые он был таким, каким я хотела его видеть всегда.

Эрик ушел, оставил меня. Влад не оставил бы никогда. Но пока я скади, мертвец будет управлять мной. Этот мертвец Эриком не был. Он не имел отношения к тому, кого я любила. Бесплотный дух, ниспосланный, чтобы меня мучить.

Только в этом ли дело? Наверное, нет. Иначе я бы не сомневалась.

— Давно не спишь?

В объятиях тепло и уютно, хочется жмуриться и улыбаться. Обнимать в ответ. Руки сами тянутся к щеке — погладить, ощутить колкость утренней