щетины.

Мы снова мы. Полина и Влад. Другие декорации, суть та же. Не оттого ли мне кажется, что я там, где должна быть?

Или только кажется?

— С рассветом, — улыбнулась я. — Отвыкла валяться.

— И кофе уже попила. Без меня.

— Кофе приятно пить в одиночестве.

— Хорошо, что больше тебе это не грозит, — уверил он и поцеловал меня в макушку.

— Хорошо, — согласилась я.

Ведь это действительно замечательно, когда ты не один.

Один шляпник однажды сказал, что безумцы всех умней.

Наверное, так и есть. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.

Лара всегда утверждала, что я чокнутая, но Роберт смотрел на меня так впервые.

Молчал. Теребил рукава свитера, отчего его ладони были едва видны. Странно, что сам он смуглый, а ладони светлые.

— Ты не шутишь, — констатировал он, наконец. И глаза отвел, будто смотреть на меня вдруг стало невыносимо сложно. Скрывать жалость, осуждение и еще много эмоций, не столь значимых сейчас.

Впервые мне было плевать на жалость. Я знала, на что иду.

— Не шучу.

— Ты понимаешь, что возврата назад не будет? Что ты никогда больше…

Не стану скади. Не почувствую их, не соединюсь с племенем у очага. Не смогу ощутить единство.

— Понимаю.

— И Алан…

— Не воспринимает меня как мать. У Даши с ним получается гораздо лучше.

Роберт вздохнул, отошел к окну. По прямой спине мало что можно было прочесть. И по задумчивому профилю. По сжатым губам и взгляду, устремленному в окно.

Я думала, что буду делать, если он сейчас откажет. Если отвернется, отмахнется, мол мне нужно время на раздумья. Пойдет к Даше.

Если выдаст, Даша тут же расскажет Владу. И у меня ничего не выйдет. Он прогнет меня, убедит, и я отступлю. Я уже сейчас готова — отречься от собственных слов, сказать, что пошутила, бежать подальше от опасной просьбы.

— Хорошо, — сказал, наконец, Роб и повернулся ко мне. — Будет непросто, но я это сделаю. Когда?

— Сегодня. Сейчас.

Иначе передумаю.

Страшно. Действительно страшно, и страх этот, холодный, липнет к груди, расползается по коже. Я и подумать не могла, что однажды у меня возникнет мысль… Нет, раньше они были, конечно. Когда казалось, не осталось цели идти дальше. Но сейчас-то все по-другому. Есть масса того, ради чего стоит жить. И боль вроде бы утихла, отпустила.

А потом ушли бы и сны. Метка Эрика не останется на моей жиле вечно.

Город отдавался весне. Раскинулся улицами, прикрылся крышами домов, призывно покачивал ветвями деверьев с набухшими уже, готовыми лопнуть почками. От города пахло свежей зеленью, влажным асфальтом и кофе.

Я впитывала этот запах, стараясь насладиться, запомнить каждую составляющую, каждый аккорд пронзительного аромата.

У источника скади было уютно. Земля, казалось, дышала кеном предков, делилась теплом и вниманием. Успокаивала. И в саду, под нависшими ветвями сонных деревьев я дала волю собственной слабости.

Камни на могиле твердые и холодные. От прикосновений к ним покалывает пальцы и щемит в груди, а горло дерет подступившими слезами. Я впервые здесь со дня похорон, и это действительно странно. Не похоже на скорбящую вдову. А еще я не ношу черного и не соблюдаю траур.

Амулет снимать не хочется, но, по сути, мне он больше не нужен. Не понадобится там, где я буду. Там не действуют никакие виды защиты, так что придется самой.

— Привет, родной…