дыхание. Восторг. Чистый восторг вызывала хладнокровность Константина и, как оказалось, оправданный подход к делу. Он ведь и сам раньше думал, что друг поступает неправильно, что легче сдать тендер, чем связываться с Самарским, но теперь…

Ведь Костя уже почти его сделал. Совсем чуть-чуть, и козырей у Самарского больше нет, а вот он сам – в шоколаде.

– Я восхищаюсь тобой, Костя, честно, – Эдуард картинно похлопал в ладоши, на что Титов ответил шутливым реверансом.

– Спасибо, спасибо. Приятно слышать такое не из уст шавок-прихвостней… Теперь главное, чтоб она успела до истечения двух недель. В общем-то, значения это уже не имеет, но мне приятно будет раздавить щенка еще до тендера.

– А ты злой, – правая рука Титова в очередной раз обрадовался тому, что находится с ним по одну сторону баррикад. Такой ведь и мокрого места не оставит, перестраховываясь.

– А знаешь, что самое веселое? Я ведь не просто докажу им всем, что со мной шутки плохи, – Константин прокрутил в памяти сразу несколько эпизодов своих недавних злоключений – и похищение Саши, и падение акций, и взрыв машины, и эти желтые стикеры в каждом новом конверте… – Я растопчу его самолюбие, а потом разберусь с остальными.

– Думаешь так просто растоптать? Это ведь всего лишь один раунд из ста, вы сойдетесь и разойдетесь еще множество раз.

– О нет, – Титов сладко улыбнулся, – неееет. Это другое, ты же не знаешь… Он запал на Алекс. Так запал, что даже не смог этого от меня скрыть, а значит – она его отлично задела. А теперь, знаешь, что сделает? Она его пре-даст, – Константин попробовал это слово на вкус, наслаждаясь горькими нотками. – Сначала убедит, что ей можно доверять. Доверять настолько, что не страшно выпустить на улицу, а потом… А потом сбежит, как только выпадет такая возможность. О, друг, я с огромным удовольствием буду ходить на все последующие встречи, где только может появиться Самарский, с Алекс. Я сделаю ее собственной помощницей, ответственной за связи с контрагентами. Да кем угодно! Лишь бы Самарский день ото дня видел живого свидетеля моей победы.

Титов рассуждал об этом с таким упоительным выражением на лице, что Эдуард понял – не шутит и не преувеличивает, а главное – даже думать не собирается о том, как это скажется на других.

– Он приходил ко мне, предлагал помощь, представляешь? – Константин ударил в ладоши, заливаясь смехом. – Благородный принц, твою мать… И про анонимки-то он знает, и о машине заботится, идиот. Лучше б о себе заботился. Лучше б все они о себе заботились, ничтожества!

– Ты ступаешь на опасный путь, Костя, не делай этого. Ты снова забываешь, что не всесилен, – Эдуарду был знаком этот взгляд друга, устремленный в неизвестность, слишком самоуверенный, слишком определенный.

– Думаешь? А я вот убеждаюсь в обратном. Знаешь, в чем проблема всех остальных? Да всех? Знаешь? – если бы у Эдуарда и были какие-то предположения, они вряд ли совпали бы с мыслями Кости. – У них у всех есть, что терять и о чем печься. Удивительно, но никто не готов идти ва-банк. Никто не поставит на кон все свои фишки, обязательно прибережет одну за пазухой. А я готов жертвовать всем, ради одного – победы. Любой. Он думал, что вгоняет в глухой угол меня, шантажирую дочерью, а вогнал себя, и теперь его фишка станет моей.

– Это твоя дочь… – аргумент прозвучал тихо, очень тихо, просто сдержать удивление Эдуард не смог, – это не фишка.

– Я именно об этом, ты не поймешь меня, потому что сам слаб. Дочь. Да, она моя дочь. И я горжусь тем, что дочь унаследовала от меня умение бороться, пусть ее методы мне и не нравятся. Хотя какая к черту разница? Она дала мне больше, чем я мог надеяться! Самарский будет у нас в кулаке, а мы уж вдоволь посмеемся над тем, как она его сделала.

– Думаешь, она будет над этим смеяться? Ей двадцать, Костя, и ее украли затем, чтоб тебя шантажировать. Мы понятия не имеем, что там было, как ей жилось, ты говоришь, что Самарский на нее запал, а ты не думал, что он мог не спросить, нужна ли эта привязанность ей? Я очень сомневаюсь, что спрашивал… И она будет над этим смеяться?! – лишь на мгновение по лицу Титова скользнула тень, лишь на короткий миг, а потом – вновь всепоглощающая уверенность.

– Не строй из себя психолога. Это не имеет значения. Главное, что я расквитаюсь за все с Самарским, а потом придет черед следующих. Меня не испугают ни перспективы будущего, ни привидения из прошлого. А кто этого до сих пор не понял – мне таких искренне жаль.

Эдуарду было, что ответить другу, миллион контраргументов, миллион замечаний, которые заставили бы нормального человека одуматься, но не Титова. Он окончательно потерял связь с реальностью, в которой существуют живые люди, а не фишки, карты, пешки. Но это грозит не только людям вокруг, по чьим головам он, не задумываясь, пойдет, это угрожает и ему самому…

– Зачем мы тут? – Яр поднял воротник пальто, чувствуя, как сырость обволакивает все вокруг, складывалось впечатление, что даже волосы покрылись инеем. Осень в этом году до Киева дошла раньше, чем до Парижа, в самолет он садился в одном только свитере.

Саша оказалась очень прозорливой, в этот раз, первой точкой назначения в его путешествии была не столица. Кущин почему-то попросил о встрече в Николаеве. Почему, выясниться должно было совсем скоро, как и причина, по которой Ярослав стоял посреди моста в семь часов утра, ощущая, как холод пронизывает до костей.

– Вам не кажется это прекрасным? – Кущин развел руки в стороны, вдыхая морозный воздух полной грудью. Несомненно, это красиво, следить за тем, как солнце восходит над водой, но не настолько, чтобы мчать ради этого зрелища сюда в такую рань. Изучив уже сыщика достаточно хорошо, Ярослав прекрасно понимал – это один из излюбленных приемов мужчины – эффектный перформанс.