Видимо, Самарский думал иначе. Подхватив Сашу за талию, он заставил девушку сесть, а убедившись, что обратно падать она не станет, склонился к столу, снова беря в руки чудом оставшийся тут телефон.

– А теперь мы сделаем вот что… – он расположил аппарат между ними так, чтобы экран был виден и ему, и ей. Зашел в «Сообщения», провел пальцем по графе переписки с Геной, нажал «Удалить». Этого ему показалось мало, он открыл фотографии, выделил те, которые посчитал нужными, и так же как сообщения до этого – не заботясь о разрешении хозяйки, отправил в корзину. А потом туда же отправился и контакт под именем Гена Светличный.

Дурак. Ревнивый дурак. Сейчас Саше была настолько глубоко на это наплевать. И на Гену, и на телефон, который уже вряд ли когда-то к ней вернется, да и на Самарского, по большому счету, его ревность и собственичество. Скоро это все закончится, а она будет долго вспоминать, как растекалась карамельной лужей прямо тут и сейчас с ним.

– Я хочу выходить во двор, – она накрыла телефон рукой, отмахиваясь от него, как от назойливой мухи. Уже даже не важно, пусть он перечитает хоть все переписки и пересмотрит все фотографии.

– Зачем? Бить ноутбуки у тебя великолепно получается и в помещении.

– Я же сказала, я возмещу.

– Считай, я уже простил, – Яр резко приблизился, поцеловал, а потом так же отклонился, заставив Сашу пошатнуться.

– Я хочу выходить во двор. Мне осточертел уже этот дом. Мне мало воздуха, – а еще Саша про себя добавила, что должна исследовать объект, как просил папа.

– Тебе нельзя шутить с воздухом, Саша.

– Так не шути, – Саша следила за тем, как Яр на секунду отворачивается, что-то для себя решает, а потом снова смотрит ей в глаза. В голове билось одно единственное: «Пожалуйста, ну пожалуйста».

– Я подумаю, – продолжая смотреть девушке в глаза, Яр вытащил из кармана оправленных уже брюк телефон, кого-то набрал. – Алло, Артем, у меня разбилось окно… Его нужно поменять, найди кого-то.

Яр замолчал, слушая, что говорит Артем. Все так же, не разрывая зрительный контакт, он добавил:

– И усиль охрану улицы. Втрое. Да. Даю неделю.

Саша закрыла глаза, выдыхая. Она даже толком не надеялась… Черт, руки затряслись… Неужели у нее появится настоящий шанс выбраться отсюда?

– Целую неделю, Саша, ты не будешь делать глупостей. Неделю. И тогда мы снова поговорим о возможности выйти… Что такое глупости, я надеюсь, объяснять не нужно?

– Спасибо, – проигнорировав вопрос, Саша попыталась встать на ноги, но Самарскому пришлось ее придержать.

– Если пойдешь на кухню, скажи Глаше, что все живы. Судя по словам Артема, она уже мчится разбираться, кто кого тут убивал.

Ничего не ответив, Саша направилась к двери. Слишком сложно сейчас соображать, когда скопом навалилось столько чувств и мыслей. Он дает ей возможность убежать. Всего неделя, а потом еще чуть-чуть. Заставляет усомниться, это ли ей нужно. Требует, чтобы она отказалась даже от прошлого, а сам спокойно бросает ее ради собственного «будущего». Использует ее как орудие, при этом извращенно заботясь. Этот дом – по-настоящему сумасшедший, как и его хозяин, как и она сама.

Яр прекрасно понимал, что о своем решении пожалеет. Что Саша попытается сбежать тут же, как только почувствует призрачную свободу. Но все вокруг правы в одном – это не будет длиться вечно. Рано или поздно, пленницу придется отпустить, и вот тогда все будет зависеть уже от того, захочет ли она вернуться.

Когда Самарский в очередной раз сообщил о том, что уезжает, Саша лишь кивнула, больше даже не удивляясь и не задавая вопросы, ответы на которые получить все равно не суждено.

Ярослав уже множество раз решал, что скрывать истинное состояние дел от девушки смысла нет. Сначала он хотел проверить все сам, прежде чем посвящать кого бы то ни было, потом ждал, ведь целостной картины никак не получалось, теперь же даже сам не мог себе объяснить, почему медлит, но откровенничать все равно не собирался. А в ее телефоне не нашел ни намека на то, что должно было действительно его интересовать.

Девушка молча следила за тем, как Самарский забрасывает вещи в сумку, совершенно бессистемно, не заботясь о том, чтобы не помять пиджак или уберечь флаконы от выливания. Конечно, волноваться об этом смысла нет, если там тебя ждет заботливая Снежа, готовая погладить не один десяток рубашек.

Саша мысленно отвесила себе очередной подзатыльник. Дура. Она не должна ревновать. Ревновать, значит испытывать что-то еще более запретное. А этого делать нельзя. Пусть едет, пусть едет к Снеже или любой другой. Может, вернется и сам поймет, что заигрался.

В сумку полетели джинсы, джемпер, пиджак.

– Что? – кажется, смотрела она слишком пристально, чем отвлекла сосредоточенного на собственных мыслях Ярослава.

– Ты летишь не в Киев, – девушка не спрашивала, констатировала.