лучшем сне.
Унялись ли у Вас комары? У нас их уже нет. Мы с Толей заканчиваем перевод Леопарди, а в это время стихи бродят где-то далеко, перекликаясь между собою, и никто не едет со мной туда, где сияет растреллиевское чудо – Смольный Собор.
И в силе остаются Ваши прошлогодние слова: «Главное – это величие замысла».
Благодарю за телеграмму – античный стиль Вам очень удается, как в эпистолярном жанре, так и в рисунках; когда я их вижу, всегда вспоминаю иллюстрации Пикассо к «Метаморфозам».
Читаю дневники Кафки.
Напишите мне.
P. S. Я думаю, что Вам бы понравилась моя встреча с Гарри. Жена его – прелесть.
А вот совершенно забытое и потерянное мною четверостишие, которое вынырнуло в моих бумагах:
Может быть, это из «Пролога»?
А. Т. Твардовскому
Милый Александр Трифонович!
Одной из самых приятных неожиданностей Нового года было Ваше поздравление. Я, конечно, сразу вспомнила древнее Palazzo Ursino и Вашу речь 12-го декабря 64-го года. Благодарю Вас за нее еще раз.
М. И. Дикман
Дорогая Мина Исаевна!
Сейчас собрала в четырех местах фрагменты 1-й части моей поэмы, которая называется «Тысяча девятьсот тринадцатый год». По окончательной договоренности с А. А. Сурковым решено напечатать целиком 1-ю часть моей поэмы, которая раньше была напечатана в фрагментах.
(От печатанья II-й части «Решка» и III-й «Эпилог» – я отказываюсь).
При этом прилагаю список.
С. И. Четверухину
Спасибо Вам, многоуважаемый Серафим Ильич, за письмо и стихи. Они – выстраданные и искренние. Желаю Вам всего доброго.
Поэма без героя
Поэма без героя
1940–1942
Tout le monde a raison.
Deus coservat omnia.[82]
Вместо предисловия
«Ah, distinctly I remember
it was in the black december».
Она пришла ко мне в ночь с 26-го на 27-е декабря 1940 г., прислав, как вестницу, еще осенью отрывок «Ты в Россию пришла ниоткуда…».
Я не звала ее. Я даже не ждала ее в этот холодный и темный день моей последней ленинградской зимы.
Появлению ее предшествовало несколько мелких и незначительных фактов, которые я не решаюсь назвать событиями.
В ту ночь я написала два куска первой части («1913 год») и «Посвящение». В начале января я, почти не отрываясь, написала «Решку», а в Ташкенте (в два приема) – «Эпилог», ставший третьей частью поэмы, и сделала много вставок в две первые части.
Всю эту поэму я посвящаю памяти ее первых слушателей, погибших в Ленинграде во время осады, чему не противоречат первоначальные посвящения, которые продолжают жить в поэме своей жизнью.
Их голоса я слышу теперь, когда я читаю вслух мою поэму, и этот тайный хор стал для меня навсегда фоном поэмы и ее оправданием.