времяНа тобою данных часах.Нас несчастие не минует,И кукушка не закукуетВ опаленных наших лесах.………………А не ставший моей могилойТы, гранитный, кромешный, милый, –Побледнел, помертвел, затих.Разлучение наше мнимо –Я с тобою неразлучима:Тень моя на стенах твоих, –Отраженье мое в каналах, –Звук шагов в эрмитажных залахИ на гулких сводах мостов.И на старом Волковом Поле,Где могу я плакать на волеВ чаще новых твоих крестов.Мне казалось, за мной ты гнался,Ты, что там погибать осталсяВ блеске шпилей, в отблеске вод,Не дождался желанных вестниц –Над тобой лишь твоих прелестниц,Белых ноченек хоровод.А веселое слово «дома»Никому теперь незнакомо –Все в чужое глядят окно.Кто в Ташкенте, кто в Нью-Йорке,И изгнания воздух горький,Как отравленное вино.………………Все вы мной любоваться могли бы,Когда в брюхе летучей рыбыЯ от злой погони спаслась,И над Ладогой и над лесом,Словно та, одержимая бесом,Как на Брокен ночной неслась… А за мною, тайной сверкаяИ назвавши себя «Седьмая»,На неслыханный мчалась пир,Притворившись нотной тетрадкой,Знаменитая ленинградкаВозвращалась в родной эфир.1942Ташкент (окончено 18 августа)Окончательная редакцияПоэма без героя
Триптих
(1940–1965)
Deus conservat omnia.[94]
Девиз в гербе Фонтанного ДомаИных уж нет, а те далече…
ПушкинПервый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом в ночь на 27 декабря 1940 г., прислав как вестника еще осенью один небольшой отрывок («Ты в Россию пришла ниоткуда…»).
Я не звала ее. Я даже не ждала ее в тот холодный и темный день моей последней ленинградской зимы.
Ее появлению предшествовало несколько мелких и незначительных фактов, которые я не решаюсь назвать событиями.
В ту ночь я написала два куска первой части («1913») и «Посвящение». В начале января я почти неожиданно для себя написала «Решку», а в Ташкенте (в два приема) – «Эпилог», ставший третьей частью поэмы, и сделала несколько существенных вставок в обе первые части.
Я посвящаю эту поэму памяти ее первых слушателей – моих друзей и сограждан, погибших в Ленинграде во время осады.
Их голоса я слышу и вспоминаю их, когда читаю поэму вслух, и этот тайный хор стал для меня навсегда оправданием этой вещи.
8 апреля 1943ТашкентДо меня часто доходят слухи о превратных и нелепых толкованиях «Поэмы без героя». И кто-то даже советует мне сделать поэму более понятной.
Я воздержусь от этого.
Никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов поэма не содержит.
Ни изменять ее, ни объяснять я не буду.
«Еже писахъ – писахъ».
Ноябрь 1944ЛенинградПосвящение
27 декабря 1940
