— Шаман прячет глаза под ликом Большого и отходит, не давая всмотреться. Я ему не верю.

В ореховнике его ужалил гад. Мучаясь болями, Нга-Анг запретил нести себя в Гору. Нга-Лог бежал быстро и, лёжа на земле, умолял шамана спасти соплеменника. Шаман пришёл с ним в становище, но было поздно. Многие тогда уверились, что Светоч покарал нечестивца.

Нга-Лог замирает, услышав шаги. Поджимает хвост и уши в знак покорности, закрывает третий глаз, как велят правила, хотя тут, у Горы, его и так не услышит ни один нга. Шаман усаживается рядом с ним — шуршит хвоя — и гладит его по макушке. Бряцают кости-браслеты, амулеты и обереги, постукивают, рядами нанизанные на лозу. Разговор начинается.

«Сын Светоча и Большого, брат нга, Тот, Кто Живёт На Горе, великий шаман, приветствую тебя», — чертит Нга-Лог в песке.

«И тебе привет, братец. Ты хочешь спросить про чужого?»

Шаман уже знает, зачем к нему пришёл вестник. Нга-Лог крепче прижимается к земле, читая символы единственным приоткрытым глазом.

«Да, великий. Что нам с ним делать?»

Шаман молчит, не чертит — спрашивает у духов и Светоча. Он всегда с ними советуется, когда происходит что-то серьёзное: гниют посевы, болеют маленькие, леси начинают беспричинно бросаться на нга. Когда шаман молчит, встревать не нужно — а то помешаешь. Но Нга-Лог понимает, что недорассказал ему важное.

«Мы не сделали чужаку ничего плохого, — поспешно добавляет Нга-Лог. — Он в яме-тюрьме, но сыт и спрятан от голодных зверей. Даже не ранен. Я сам его вёл».

Шаман чуть сжимает кисть его руки — это знак одобрения. Крепкая у шамана ладонь, сильная, тёплая. Касание наполняет доверчивой радостью: шаман дружелюбен, поможет.

«Забрали ли вы что-то, что было при нём?»

«Нет, великий. Только обнюхали».

«Хорошо. Он Громкий?»

«Громкий».

«Стерегите всю ночь, к утру приводите сюда. Я буду говорить с ним».

«Да, великий, — Нга-Лог кивает, трётся щекой о землю. — Он не опасен для нас?»

«Он не опасен. Он не принесёт вам ни мор, ни проклятья. Не пугайте его, не тычьте копьями, не рычите. Он — тоже брат, тоже нга».

«Да, великий. Но его двуглазость отвращает. Прости нас за это».

Шаман тихонько смеётся.

«Всё непривычное странно. Но что бы ты сказал, узнав, что двуглазый и я?»

«Шаман велик, — растерянно отвечает Нга-Лог. — Значит, то захотел Светоч».

Шаман долго молчит. В верхушке гриб-дерева начинает возиться откуда-то налетевший ветер.

«Посмотри на меня», — наконец чертит собеседник.

Он снимает лик Большого с шорохом и стуком. Костяным стуком, холодным, властным и уверенным. Нга-Лог слышит и обмирает — всё равно, как если бы шаман вытащил своё сердце живьём!

«Нет! — Нга-Лог сжимается в клубочек посреди колючей хвои. — Нга-Анг тоже смотрел и умер!»

Он может говорить Нга-Аи, что это не так, но сам верит. Глупый-маленький…

«Не бойся, братец. Посмотри».

Шаман гладит его по спине. Вздыхает, опускает руку на волосы. Стыдно, должно быть, шаману, что один из тех, о ком он заботится, такой трус… А стыдно должно быть Нга-Логу. Но тот лишь крепче зарывается лицом в хвою, царапаясь об неё и о землю, потому что не хочет видеть, потому что правда боится, ёжится и вздрагивает, а шаман вдруг начинает петь — как сегодня ночью в хижине. Знакомые звуки Громкой речи, мягкие и успокаивающие, наконец вызывают стыд и недовольство собой. И как можно носить копьё, когда тебя баюкают, будто родитель — маленького? Нга-Лог ворочается, утыкается в гладящую его ладонь. Пальцы осторожно тянут его за волосы, прося приподнять голову. Нга-Лог уже не жмурится. Но шаман закрывает ладонью лоб, и без того закрытый третий глаз, не желая делить то, что сейчас покажет Нга-Логу, с другими. Нга-Лог кивает, понимая. И глядит — совсем без удивления, но с восхищением, смущаясь: так красиво! Красивые у шамана глаза, зелёные-зелёные, одновременно словно светли и трава, колючник и поросшие мхом камни… Их два, как у сегодняшнего чужака, и смотрят они добродушно, улыбчиво. Тяжёлый комок в груди куда-то откатывается. Два глаза, оказывается, могут быть совсем не уродливыми!

«Доверяю тебе тайну. Двуглазый — родом из моего племени. Он не оборот, не зверь. Потому приведите его невредимым. Я должен вернуть его домой, в наше становище».

Нга-Лог кивает, почтительно тычась лбом в хвою. От смущения красный, как, помнится, Нга-Эу, когда брат сказал ей, что берёт её в жёны. Рад, что шаман не обиделся. Не обиделся ведь?

«Стал ли я тебе неприятен, братец?»