В остальных случаях он только мельком видел ее юбку, пока качал Элли. Он как дурак наслаждался этой возможностью только потому, что кусочек ткани принадлежал ей. Он по-прежнему обедал в одиночестве, а затем сидел в библиотеке или играл в бильярд. Поздно ночью Эдвард работал над рассказом для Элли. Речь в рассказе шла о причудливых существах, которые носили одежду, говорили и вели себя так, словно были людьми.

Наблюдая за спящей племянницей, он знал, что его рассказы займут не одну книжную полку. Краем глаза он увидел, как подол юбки исчез. Через три секунды он услышал шаги гувернантки, которая вошла в коридор.

Эдвард встал и осторожно уложил Элли в кроватку. Она широко открыла глаза, взмахнула ручками.

– Увидимся завтра, малышка.

Попрощавшись с гувернанткой, он вышел в коридор. Запах Джулии стал сильнее. Он глубоко вдохнул знакомый аромат и, словно отчаявшийся из-за неразделенной любви мужчина, продолжал наслаждаться им, пока не добрался до ее двери. Остановившись, он коснулся дерева. Эдвард не знал, почему касание заставляло его чувствовать себя ближе к ней. Подобный поступок выглядел глупо, но он не мог остановить себя.

А затем он оказался в пустоте, которая стала его жизнью.

Джулия проснулась от крика. Сердце клокотало в груди. На мгновение она подумала, что ее разбудили собственные рыдания, потому что ее щеки были мокрыми от слез. Вокруг царила тишина, и это действительно означало, что ее разбудил собственный крик.

Лежа в темноте, она уставилась на балдахин и попыталась понять, что пошло не так. Всю прошлую неделю она спала урывками. Она устала от печали, боли в груди, сомнений и чувства вины. Она была сыта ими по горло. Сегодня вечером она направилась в спальню, ранее принадлежавшую Эдварду, и взяла бутылку бренди из маленького шкафа, где он держал алкогольные напитки. Джулия пила бренди до тех пор, пока могла держать глаза открытыми. Затем она забралась в постель и упала, отрешившись от всего, что ее окружало.

Теперь же ей казалось, что нечто важное вырвало ее из объятий сна, в котором она постоянно бежала к Альберту, а Эдвард преграждал ей дорогу. Или она бежала к Эдварду? Она не могла различить их даже во сне.

Джулия села и прижала ладонь ко лбу. Ее мысли путались и никак не могли прорваться сквозь толстый слой паутины, сплетенной из воспоминаний. Во сне крик доносился издали. Она побежала на звук, но чем быстрее она бежала, тем менее различимым он становился. А потом он и вовсе затих. Эта тишина, предвестник плохих вестей, пугала ее.

Альберта. Это она кричала. Во сне? Нет, в реальности. Ее крики разбудили Джулию. Если бы не бренди, притупивший ее чувства, она бы проснулась раньше и поняла, откуда доносится крик. Откинув одеяла, Джулия поднялась с кровати. Она была уверена, что гувернантка успокоила малышку, но все же хотела подержать дочь на руках, утешить ее и убедиться, что ей ничего не угрожает.

Она вылетела из своей спальни и направилась в детскую. Гувернантка сидела в кресле и читала книгу при свете лампы. Альберты на ее руках не было.

Она была на руках Эдварда, который устроился на кровати гувернантки. Его глаза были закрыты, а малышка лежала на его груди, подтянув под себя коленки и подняв попку. Пространство вокруг нее было обставлено подушками, чтобы предупредить падение. Не то чтобы Джулии казалось, что малышка может упасть. Его большая рука покоилась на ее спинке и удерживала ее.

Отложив книгу, гувернантка встала и на цыпочках подошла к ней.

– Она ужасно плакала. Я не могла успокоить ее. Пришел граф и, недовольный, сказал, что ее крики слышны даже в библиотеке. Я подумала, что он сейчас же уволит меня. Вместо этого он взял ее, положил себе на грудь, и она успокоилась.

Джулия поняла, что он пришел помочь малышке, пока она сама страдала от опьянения. Как Эдвард мог напиваться каждый вечер? Утро после такого казалось безрадостным.

– Ступай, найди себе кровать в другой комнате и поспи, – сказала она гувернантке.

– Я не должна ее покидать.

– Она в порядке.

– Спасибо, миледи.

Джулия подождала, пока гувернантка ушла, и села в кресло у кровати. Вид высокого и сильного мужчины, растянувшегося на маленькой кровати, и дочери, лежащей у него на груди, заставил ее прослезиться. Она расчувствовалась больше, чем хотела. Хитрый ласка пришел спасти принцессу. Черт бы побрал ее сердце за радость, которую она испытывала при виде Эдварда! Сердце собиралось выпрыгнуть из груди. Прежде она могла видеть его лишь мельком.

Он похудел. Под глазами залегли тени. Даже спящим он казался уставшим. Было ли справедливым решение наказать его за то, что он выполнял просьбу Альберта? Нет, она наказала его за те шесть недель лжи и ухаживаний.

Однажды Альберт сказал ей: «Он бы понравился тебе, если бы ты узнала его получше». Проблема заключалась в том, что он понравился ей слишком сильно.

Она не собиралась перебираться в коттедж в Котсуолдсе, потому что он был прав, черт его подери. Альберта должна расти здесь. Больше нигде ее не