— Не волнуйся, — сказал Хизер. — Я простила тебе то, что ты швырнул в меня сандалии.
На окраине Рая царило оживление. Тела сновали туда-сюда, возбужденно разговаривая друг с другом и то и дело поглядывая на землю.
— В чем дело? — спросил Джонни своего друга Билли.
— Приближается Праздник голодных духов, — объяснил ему Билли. Билли умер на несколько лет раньше Джонни, поэтому лучше знал местные порядки. — Все китайские духи, которых что-то гложет — неудавшиеся предприятия или что-то еще, чего они не успели закончить, — имеют возможность спуститься на землю, поглядеть вокруг и доделать начатое.
— Так-так, интересненько, — пробормотал Джонни. — Я бы с удовольствием узнал, что стало с моей гитарой.
Элрик оставил своих последователей, чтобы слетать в город. Оказавшись там, он немедленно отправился в читальный зал городской библиотеки. Не так-то просто было стащить огромную человеческую книгу с полки, а потом еще и прочесть ее, к тому же могла подняться паника, но Элрику была совершенно необходима информация.
Он не знал, чтобы еще такое предпринять в своей партизанской войне против короля Талы. Миролюбивые корнуоллские феи с трудом воспринимали идею партизанской войны, и ему с его небольшой командой постоянно приходилось бороться с желанием просто пойти к Тале и сказать что-нибудь вроде: «Послушай, мы же тут все одним фейским мирром мазаны. Давай договоримся». Тала принадлежал к какому-то неслыханному виду фей — фей-тиранов, договориться по-хорошему с ним было невозможно.
Элрик разыскал раздел политической философии и вытащил краткое изложение трудов Председателя Мао.
— Привет, я — Линда, мы с подружкой предлагаем самый лучший секс с двумя девочками по телефону…
— Почему ты постоянно смотришь этот идиотский порноканал?
— Я не смотрю его постоянно. Просто щелкал пультом и случайно попал.
Хизер расхохоталась.
— Ужасно хочется послушать шотландскую музыку. Пошли найдем каких-нибудь музыкантов.
— В Нью-Йорке никто шотландскую музыку не играет. Только ирландскую.
— Правда? Ну и ну! Ладно, ничего, это почти одно и то же. Всему, что они умеют, они научились у нас. Куда можно пойти?
Динни знал один бар на углу 14-й и 9-й, где регулярно играли подобное, но идти ему не хотелось. Хизер принялась его упрашивать.
— Тебе хорошо болтать про все эти джиги и рилы, — сердито сказал Динни. — А как прикажешь мне наслаждаться музыкой, если меня завтра выселяют! Тебе спасибо.
Хизер нахмурилась:
— Послушай, Динни, давай-ка по порядку. Я что-то не совсем понимаю: за то, что ты тут живешь, ты должен каждую неделю платить деньги этому человеку. Пять недель ты этого не делал. Поэтому он сказал, чтобы ты съезжал. Пока все верно?
— Еще как.
— Таким образом, — заключила Хизер, — тебе нужно всего-навсего добыть пачку этих твоих долларов и отдать их тому человеку. Тогда все будет в порядке.
— Наконец-то до тебя дошло, тупица, да вот только «этих долларов»-то у меня и нету.
— Ты же ходил работать курьером. Разве ты не заработал достаточно, чтобы заплатить за квартиру?
Динни фыркнул:
— Даже на одну пиццу не заработал!
— А пицца может заменить квартплату?
Динни сжал пальцами виски.
— Все, хватит. Еще одна фейская глупость — и я за себя не отвечаю.
Хизер выхватила меч и бегло глянула в зеркало. Слегка поправив килт, она улыбнулась.
— Как ты в скором времени убедишься, находчивости и изобретательности фей чертополоха нет предела. Своди меня послушать музыку, и я найду денег на квартиру.
Хизер по-прежнему не понимала, почему нужно платить какие-то доллары, чтобы жить в грязной комнате — странно это как-то, — но она была полна решимости помочь.
Вечер ей страшно понравился. Она всего пару раз насмешливо пофыркала над музыкантами — те действительно хорошо играли, хоть и были людьми; потом они расселись за столиком в углу бара и погрузились в сигаретный дым. Как приятно было слушать волынку, дудочки, скрипки, мандолины, банджо и бубен! А джиги и рилы она отстукивала на столе босыми пятками. Хотя они с Мораг и старались исполнять шотландскую фейскую музыку в радикальном стиле, традиционная музыка ей тоже по-прежнему нравилась.
Когда же музыканты заиграли на хорнпайпах «Парней из Блухилла» и «Урожай дома», старые и молодые потомки ирландцев и ирландские эмигранты побросали свои «Гиннессы» и «Джеймсоны» и все как один пустились в пляс.
— Как трогательно, — сказала Хизер, глядя на них.
— Почему?
— Потому что они вспоминают свой дом.
Итальянские феи дружат с ветром и отлично ездят на нем верхом.
Трое оседлали воздушный поток над Хаустон-стрит, севернее своего обиталища — Маленькой Италии. Они осмотрели улицы, идущие на север, и подождали.
— Вон, — сказала младшая фея, показывая вперед, — вон она. Сидит на плече у огромного толстяка.
Динни тащился по Бродвею, уставившись под ноги. Он был раздосадован, унижен и обозлен.
— Мне очень жаль, — в двадцатый раз сказала Хизер. Динни ее проигнорировал. Кроме того, он игнорировал нищих, влюбленных и бражников, шедших вместе с ним в темноте. — Это было смело, — продолжала фея. — Молодец, что попробовал. В следующий раз будет лучше.
Динни сообщил, что следующего раза не будет. И первого-то не было бы, если б Хизер не начала шантажировать его, что если он не сыграет, она сделается видимой для всех и устроит скандал. После нескольких стаканов виски она решила, что теперь Динни самое время показать, чему он научился, но все вышло ужасно. Пальцы его от волнения одеревенели, он еле-еле любительски проскрипел два стратспея на глазах у профессиональных музыкантов, которые не знали, смеяться им или плакать.
Когда закончилось это ужасное выступление, наступила мертвая тишина. Даже пьяный, который сидел за соседним столиком и казался совершенно невменяемым, — и тот притих. Никто из публики никогда в жизни не слышал такой паршивой игры, да и в этом клубе такого не видывали. Динни, вообще-то довольно толстокожий, и представить себе не мог, что на свете бывает такое унижение.
Он сообщил Хизер, что другого раза не будет, потому что он вообще не собирается больше играть на скрипке — ни перед кем-нибудь, ни в одиночестве. Более того, он будет чрезвычайно благодарен Хизер, если она подыщет себе какое-нибудь другое обиталище и оставит его в покое. Навсегда.
Когда он прошагал мимо лотка с арахисом, жаренным в меду, и не бросил на него даже короткого голодного взгляда, Хизер поняла, что дело серьезно.
— Ну не надо так убиваться, — взмолилась она. — Все когда-то начинают. Прости, что я заставила тебя играть, когда ты еще не был готов. Это было ошибкой. Я понимаю, как тебе неловко. Но все эти хорошие музыканты тоже когда-то были новичками. Они знают, каково это.
— Их не шантажировала фея, чтобы они выступили и сделались посмешищем.
Хизер пришлось признать, что, вероятнее всего, так оно и есть.
— Но я могу загладить свою вину. У меня есть деньги на квартиру, — с этими словами она достала из споррана пачку плотно свернутых долларов и протянула их Динни.
Он молча принял деньги. Даже отмена выселения не смогла обрадовать его после того позора, который он испытал.
— Где взяла? — спросил он, когда они оказались дома.
— Наколдовала, — соврала Хизер.
Динни включил телевизор.
— Я буду лизать твою задницу, а ты можешь трахать мою, — мурлыкала обнаженная женщина с длинными темными волосами, стоя на коленях у тахты. — Всего двенадцать долларов за три минуты.
— Я не совсем понимаю, — сказала Хизер, пытаясь завязать разговор. — Это как-то связано с розовыми теплыми, сочными юными дырочками?
Динни ничего не ответил.
Итальянские феи направились домой.
— Она отдала ему краденые деньги.
— Что это значит? Кто она такая?
Итальянские феи этого не знали. До них дошли слухи о каких-то беспорядках у китайских фей, живших неподалеку, и теперь они гадали, имеют ли к этому отношение китайцы. Уже давно никаких контактов с ними не было, но недоверие, зародившееся когда-то в старину, оставалось.
Как бы то ни было, а итальянским феям совсем не понравилось, что какая-то незнакомая феечка нагло проникла в итальянский банк, вскрыла хроанилище и вынесла полный спорран денег.
