«Эх, а моему сердцу это знак предвещает, что моего ребенка уже нет среди живых».
«Послушайте, любезный. Камни иногда падают. Не только с могил, но и с неба… Как, к примеру, упал ныне под ударом молнии. И притом не мертвое крыло отломилось, а погибла невинная живая душа… И что, теперь должен наступить конец света?!»
В саду жгли обрезанные ветки. Огонь шипел на сыром хворосте, вихрил искры. Мой спутник остановился и, постояв минуту, грустно сказал:
«Человек создан для горя, как искра для полета… Я бы покорнейше просил тебя, Мафтей, ускорить поиски».
Не было о чем более говорить, и я попрощался. Почему люди верят скорее мертвым, чем живым? Может, потому, что мертвых за нами больше, чем пред нами живых.
Мой день вечерел.
Кони фыркали к дождю, и уже под Черником он догнал меня — мелкий, кусливый. Я протиснулся в горницу, но и здесь было сыро. Что-то не давало мне покоя. Я достал из-за пазухи бутылочку Кизмана и нацедил себе полный погар вина. Заслуженная чаша труженика. Вкусно глотнул, прислушиваясь, как теплая хмельная габа всколыхнула утробу. Вино было легкое и крылатое.
Еще раз сглотнул и улыбнулся невольному воспоминанию. «Вино созревает не в бочке, а во рту», — любил приговаривать мой несчастный отец. А он хорошо разбирался в этом.
Вино согрело тело, но не развеяло одиночества. И я позвал Марковция.
Затесь восьмая
Блюдо Ференца Ракоци
Проснулся я затемно. За рекой лишь кое-где светились немощные огоньки в окнах. Деревья еще спали, но не птицы. Сквозь сукно утренней мглы пробивалась улыбка нового дня. С утра я попал в хороший стих, работа спорилась. Должен был изготовить лекарства для пани бурмистровой. И еще для кое-кого. Кукушкины слезы, калган, ноготки, моховик, метельная трава, молочай, мышиный горошек, барсучий жир…
Вчера на подгорянском побоище я снова вспоминал тот страстной день. И ту барышню, что силилась мне помочь с ранеными. В короткую минутку отдыха она спросила: «А научиться лечить может каждый?» — «Думаю, что да. Однако лечить и излечивать — не одно и то же.
Что я мог ей еще объяснить?!
От больного я требую одного — веры. Требую правды. Быть со мной в хвори откровеннее, чем с женою, чем с собою во сне. В этом ремесле я