терпелось увидеть, что же там, под этой сорочкой. Он не был особенно придирчив ни к форме, ни к размеру женской груди. Его устраивала и большая грудь и маленькая. И темные соски и светлые. И белая до синевы кожа, и покрытая веснушками. Для него самая красивая грудь в мире всегда была та, что перед ним.
Но никакой предыдущий опыт не смог подготовить его к этому.
Когда он приподнял полы льняной ночной сорочки, он не смог поверить своим глазам. Он ожидал увидеть нежную сливочную кожу, а увидел… льняную ткань.
– Вы спите в двух сорочках?
Мэдди кивнула.
– И нижнюю я надела задом наперед. Для надежности.
Теперь понятно, почему он не увидел застежку.
– Вы мне не доверяете?
– Я себе не доверяю, – сказала Мэдди. – И, похоже, правильно делаю. Посмотрите на меня.
Логан не знал, то ли чувствовать себя оскорбленным, то ли аплодировать ее тактике защиты.
Он чувствовал себя немного пиратом, которому не терпится насладиться девственной пленницей. Схватить ее двойную броню в обе руки и разорвать! И дальше уже делать с ее грудью все, что ему заблагорассудится.
Но к чему портить имущество, когда ткань, из которой были сшиты ее сорочки, такой славной тонкой выделки? Логан провел рукой снизу вверх, накрыв ладонью ее грудь.
Мэдди с шумом втянула воздух. Плоть ее трепетала под его рукой. Логан ждал, когда она попросит его остановиться.
И не дождался.
– Я говорил, что у нас все получится, – пробормотал он.
– Кажется, припоминаю. Вы, кажется, говорили, что мне будет очень хорошо. Или очень-очень хорошо?
Логан стал тискать ее грудь.
– Очень… очень… очень хорошо, – сказал он. В ушах его стоял гул, кровь мощным потоком стремилась в одном направлении: вниз.
Мэдди затаила дыхание.
– Вы не могли бы…
Логан тут же замер. Не дождавшись продолжения, он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
Проклятие. Зачем он дал ей этот шанс? Сейчас, даже если Мэдлин изначально ни о чем таком и не думала даже, она попросит его остановиться. И тогда ему придется остановиться, потому что он был не из тех, кто способен проигнорировать просьбу женщины.
На войне, когда каждый день приходится убивать, обнажается истинная суть человека, и Логан за десять с лишним лет в армии видел немало солдат, многие из которых носили ту же форму, что и он, жестоко насиловавших и убивавших женщин. Иногда он мог остановить их, чаще – нет. Но, что касается его самого, он никогда не переступал черту.
Капитан Маккензи не видел в этом повода для гордости; не считал себя героем из-за этого, он просто знал, что в нем еще осталась частица бессмертной души.
И сегодняшняя ночь – не исключение.
«Не делай этого, детка. Не проси меня остановиться».
– Вы не могли бы хотя бы целовать меня, когда делаете это?
Логан выдохнул с облегчением.
– Да, могу.
Он наклонился и втянул в рот ее похожий на ягоду сосок, укрытый двумя слоями льняной ткани.
Судя по ее беззвучному, но резкому вскрику, Мэдлин ожидала не совсем такой поцелуй. Но жаловаться не стала. Логан был в раю. Голова его была легкой, как облако. Он чуть отстранился, любуясь ее грудью сквозь намокшую и потому ставшую прозрачной ткань. Он наклонился над ней, и тела их соприкоснулись, и в этот момент она еще раз вскрикнула – испуганно, а потом тихо и сладостно застонала.
– Вот так, – проговорил Логан, качаясь над ней. – Ты чувствуешь? Это только начало, сердце мое.
Мэдлин закрыла глаза, и темные длинные ресницы затрепетали.
– Вы, правда, должны меня целовать, когда делаете это.
Логан не стал ее расстраивать и поцеловал на сей раз в губы.
Он чувствовал, что теряет контроль над собой. Желание овладевало им. Он хотел ее всю. Он хотел видеть ее покоренной. Он хотел быть в ней. Он целовал ее, он пил ее сладость, и ему все было мало этой сладости.
Словно одержимый, Логан целовал ее лицо, шею, грудь.