— Опять какой-нибудь новый академик. У Боруты веч­но полудурки тусуются! Ты когда успел отследить?

— Попутно, — хмыкнул Зарубин.

— Ну, везучий!.. Что же они ночью куклу не надули?

— Я мог их спугнуть, решили не рисковать.

Когда сели в машину, Недоеденный вызвал по рации двух егерей, сделал общий отбой тревоги, сообщив, что йети пойман, однако скоро насупился и приуныл.

— Про губернаторского медведя не забыл? — решил подбодрить его Зарубин.

— Не забыл...

— Сегодня вечером я готов на лабаз. Ты хорошо его привязал?

— Успокойся, будет тебе зверь...

— Привязал, но ищешь способ зажилить? Королю от­дать?

Но прозорливца из Зарубина не получилось, охотове­да мучили совсем другие мысли.

— Сейчас думаю и одного не пойму, — признался Костыль. — Погладить по лысине губернатора она ещё могла. Но как резиновая кукла завалила лабаз? А потом меня вышвырнула из засидки?..

— Она же управляемая.

— И как Эдика поцеловала? До сих пор рожа синяя?

— Там пасть устроена как присоска, дыня влезет...

— Ты успел всё изучить? Испытать? — язвительно спросил он.

— Я же учёный, — отозвался Зарубин. — Это моя рабо­та. Привезём куклу на базу, надуем, поэкспериментируем...

Того уже душило самолюбие, точнее сказать, грызло нежелание ещё раз попасть впросак и опозориться. Пока возвращались на базу, Костыль всю дорогу места себе не находил, метался, как Митроха в клетке. На базе же охотовед даже хромать перестал, изображая бурную де­ятельность, и про учёного забыл. Он отозвал всех егерей из лесу, дабы организовать посменную засаду у мешка с куклой; первых двух проинструктировал и уже отпра­вил на место. Заподозрив опасность, Борута мог вообще не прийти за мешком или не пугать прибалтов куклой ещё несколько дней.

— Давай съездим, посмотрим поле, — предложил За­рубин. — А вечером поеду и сяду. Мне сопровождение не требуется.

— Медведя сам выставлю! — по-хозяйски властно от­резал он. — Но когда этих кукловодов возьмут с полич­ным. И прояснятся все обстоятельства дела. Ты не бойся, без трофея не уедешь. Умею держать слово, за что и ценят.

Зарубин терпеть не мог, когда мужики таким образом начинали юлить, пятиться от своих слов, однако спорить не стал, а дал по мозгам из крупного калибра: достал те­лефон и начал набирать Москву. На базе стояла антенна и связь была отличной — губернатор постарался.

Костыль почуял опасность и мгновенно сделался ла­сковым:

— Игорь Сергеевич, ты пока не докладывай Фефе- лову! Поймаем Боруту, тогда уж по полному результату. А поле покажу, мне не жалко! Зверь твой, без вопросов!

Тут же посадил в свой УАЗ и повёз куда-то на восток, но старому колхозному просёлку с зарастающими сосня­ком полями по обе стороны. Даже какая-то полуразрушен­ная деревенька с силосными ямами мелькнула за окном. До подкормочной площадки с лабазом оказалось не так и близко, проехали десяток развилок, множество перекрёст­ков, и Зарубин с опозданием спохватился, что надо бы за­помнить дорогу. Навигатор был с собой, но цифровая элек­троника и космическая связь на Пижме не выдерживала никакой критики. Однако сегодня она работала на удив­ление исправно, Зарубин ставил точки, и ещё сам запоми­нал повороты, чтоб потом, в темноте, выбираться одному.

Или тогда придётся унижаться и просить, чтобы на охоту возил егерь...

Засеянное высоким овсом поле оказалось полностью закрыто лесным массивом, а с одной стороны отрезано глубоким древним оврагом, поросшим березняком. Круп­ные осторожные звери любили такие скрытые подходы, поэтому лабаз оказался на его краю; то есть движение медведя на поле было под полным контролем. Иные осо­би доживали до глубокой старости благодаря когда-то ус­мирённому чувству голода; возраст, опыт и чувство са­мосохранения заставляли медведя нарезать вокруг пищи несколько кругов, прежде чем он не удостоверится в пол­ной безопасности. У охотников считалось, привязать зве­ря на поле — это поставить лабаз в таком месте, где он ни при каком ветерке или даже тягуне не обнаружит че­ловеческого запаха и кружить перед выходом не станет.

Здесь всё было оборудовано со знанием дела, даже подъём в лабаз начинался со ствола когда-то поваленной толстой берёзы, мостом нависающей над руслом оврага. Медведь выходил на поле под ним и свежего запаха сле­да чуять не мог. Да и сам лабаз если был не королевским, то губернаторским точно: берестяная крыша от дождика, по секторам обстрела упоры для оружия, полочки, столик, на полу старая рогожа, чтоб не шуршала обувь, и мягкие подушки под задницу и спину, набитые гречневой половой.

— Зверь непутаный, выходит ровно в половине вось­мого, — шёпотом сообщил Костыль. — Можно часы про­верять. Кормится минут сорок, осторожный, часто ста­новится на дыбы. Окрас классический, бурый, по хребту лёгкая седина. Короче, выйдет — сразу узнаешь...