– Обед готов, – сообщила она, почти сумев посмотреть мне в глаза перед тем, как удалиться на кухню. Это прогресс.

Папа настоял, что будет готовить сам, как будто это могло исправить ситуацию. Он даже приготовил мое любимое блюдо – спагетти с фрикадельками. Но мы все равно ужинали в тягостном безмолвии, нарушаемом лишь позвякиванием вилок и ножей. Папа не смотрел на маму, мама не смотрела на меня. Мы молча ели, а в голове навязчиво крутилась мысль: если я умру прямо сейчас, то последнее, что останется – это наш разлад и растоптанное доверие. От всего этого в душе у меня зияла пустота. Испытывал ли дед подобные чувства?

«Он был сумасбродом, преступником, эгоистичным негодяем! Вел двойную жизнь и больше дорожил своими секретами, чем семьей».

Так вот кем папа считал своего отца? Таким он был? И я такая же? Я разрушаю семью, а не соединяю? Бен всегда старался сплотить нас, и это ему удавалось. Ослабала ли наша связь без него? Или это я подталкиваю нас к разрыву?

Я не успела закончить ужин, как снова почувствовала царапанье по бумаге. Внутри у меня все оборвалось. Я извинилась и ушла к себе. Папа велел оставить дверь открытой. Его слова камнем легли мне на сердце.

Тишина давила еще сильнее, когда я осталась одна. В голову лезли всевозможные «как», «почему» и «а что, если». Как идет расследование Агаты? Почему кто-то это делает? Что если моя версия ошибочна? Я включила радио и развернула архивный список. Еще одно имя: Генри Миллс, 14 лет.

С трудом подавив желание порвать листок и выбросить его в мусорную корзину, я легла на кровать и прикрыла глаза здоровой рукой. Даже если бы я не находилась под пристальным надзором, было бы сложно успевать очищать список от имен, когда они появляются с такой скоростью. Хранителей призывают не тянуть и разбираться с Историями как можно скорее, не позволяя им впадать в безумие, потому что тогда с ними труднее справиться. В то же время никто не требует от Хранителей, чтобы они часами напролет стояли у дверей, ведущих в Коридоры, в ожидании вызова. Однако жизнь и работа других Хранителей не висит на волоске, как у меня. Кто-то другой может допустить задержку, но не я. Особенно если учитывать, что Агата только и ждет промаха с моей стороны. Черт возьми, может, это она каким-нибудь образом устроила, чтобы имена появлялись одно за другим?

Я села, глядя в открытое окно. Сможет ли Уэсли попасть сюда? А даже если и так, смогу ли я выбраться наружу? Наконец родители отправились спать, оставив свою дверь открытой. Но мне хотя бы позволили закрыть свою – возможно, потому, что считали, что сбежать из дома можно, только выбравшись через окно, а это настоящее безумие, на которое вряд ли кто отважится. Кроме Уэсли, конечно, который примерно в полночь появился в моем окне, словно призрак.

Я лежала на кровати и подняла глаза, когда Уэс запрыгнул в комнату. Он молча театрально поклонился и подошел ко мне.

– Впечатляет, – прошептала я под музыку, льющуюся из радио. – Мне надо знать, как ты это сделал?

– Я уже говорил, что хорошо умею лазить, – прошептал он. – Но, кажется, не говорил, что квартира 4F, – он указал пальцем в потолок, – пустая.

– Ну, – я встала с кровати, – я рада, что ты пришел.

– Да? – просиял Уэсли.

– Да, – ответила я, натягивая ботинки.

– Мы куда-то идем? – нахмурился он.

– Я подумала, что если ты сумел попасть сюда, то знаешь, и как выбраться.

– Теоретически – да. Но я надеялся, что до утра эту теорию проверять не придется.

– У меня в списке появилось еще одно имя.

– И что?

Я подошла к окну и, выглянув наружу, посмотрела вверх, оценивая каменную стену Коронадо. Не самый легкий подъем, особенно с одной здоровой рукой.

– Мне надо его очистить.

– Мак, – прошептал Уэс, подойдя к окну и встав рядом со мной. – Я целиком и полностью за то, чтобы относиться к работе со всей ответственностью, но это уже граничит с одержимостью. Это ведь всего лишь одно имя. Отложи до завтра.

– Не могу, – сказала я, перекидывая ногу через подоконник. Он поймал меня за локоть и придержал. Его шум проникал сквозь ткань рубашки прямо мне под кожу.

– Почему?

Мне не хотелось лгать Уэсу, но и давать ему повод для беспокойства я тоже не хотела. Хватало того, что я тревожилась за нас обоих. Кроме того, он ничего не мог сейчас сделать, только показать, как выбраться из комнаты.

– Потому что это проверка.

Нельзя сказать, что я соврала. Агата и в самом деле меня проверяла.

– Что? – взгляд Уэсли потемнел.

– Меня оценивают, – пояснила я. – После всего, что случилось, думаю, Агата… хочет быть уверена… – Я скользнула взглядом к запястью, из-под рукава