Такие же точно высятся и на той стороне. Алац, не замедляя рыси, сбежал вниз, брызги воды разлетелись в обе стороны, а через минуту оказался на том берегу, странно сухой, словно какой-то гусь.

Лошадка Мелизенды горестно вздохнула, но собралась с силами и тоже влетела в бурный поток. У нее что-то пошло не так, вода несколько раз вообще едва не утащила ее вместе с хозяйкой вниз по течению, а когда выбрались к поджидающему их Алацу, Мелизенда уже вся вымокла, а в сапоги набралось воды по самый верх голенищ, где чавкает при каждом движении, квакает и даже вроде бултыхается.

Ютланд все такой же неподвижный, будто по-прежнему едут по ровной, как стол, степи. Мелизенда, потеряв терпение, поравнялась с ним и сказала как можно менее капризным, но все же капризным голосом:

– Ты обещал меня жалеть!

Он даже не повернул голову, а буркнул только спустя некоторое мгновение:

– Ну и что?

Она взвизгнула:

– А ты не видишь, какая я жалобная?

Он подумал, все же повернул голову и оглядел ее с головы до ног так, будто только что увидел:

– Ну как бы да…

– Жалобная? Увидел, наконец?

– Если жалобная, – проговорил он, – то могу сделать только еще жалобнее. Если хочешь, конечно. Мы в дороге, не заметила?

Она отшатнулась.

– Чего это я восхотела бы стать еще жалобнее? Хотя вам, мужчинам, это нравится! Вы тогда кажетесь себе такими могучими великанами!

Он пожал плечами.

– Мне показалось, тебе это самой хочется. Когда жалобная, то стараешься выжимать что-то для себя.

– Что?

Он снова пожал плечами.

– Дядя Рокош сказал, женщин не понять…

– Вот-вот!

– …потому что они сами себя не понимают. А ты понимаешь?

Она крикнула:

– Я хочу, чтобы ты меня обсушил, закутал в теплое одеяльце и дал отдышаться!

– Фух, – сказал он с облегчением, – это могу. А то испугался, у тебя ж запросы… Алац, к тем деревьям!

Хорт первым ринулся вперед, хотя ему никто приказов не отдавал, но он не работник, а друг, потому сам знает, что делать в команде, быстро обследовал группу самых толстых вязов, обнюхал траву вокруг, приглашающе гавкнул.

Ютланд в самом деле снял ее с седла, стер повисшие брызги, она сладостно дала закутать себя в теплое одеяло и усадить, как куклу, у дерева, прислонив спиной к шершавому стволу.

А еще он моментально сгреб в кучку нападавшие с деревьев сухие веточки, дважды ударил кресалом. В крохотном шалашике с готовностью вспыхнул огонь, Мелизенда счастливо потянула к нему озябшие руки.

Ютланд расседлал коней, с Алаца снял оба мешка, перед озябшей Мелизендой появилось что-то вроде скатерки, на которую выложил неизменные хлеб и сыр.

– Если жаждешь мяса, – сказал он, – только пискни. Хорт для тебя принесет сразу же. Он тебя вроде бы уже принял. Хоть оленя, хоть кабана, хоть гуся.

– Но сам сожрет большую часть? – спросила она. – Тогда пусть ловит то, что любит больше всего. А я так… немного с краешку.

– Он жрет все, – предупредил Ютланд. – Может принести вот такенного водяного тритона! Или змею толще твоих ног и длиннее твоих волос.

Оба зябко передернула плечами.

– Нет-нет, тогда лучше гуся. Или утку. Но за волосы спасибо.

Он кивнул, но ей почудилось, что по его словно выкованным из металла губам скользнула улыбка. Пусть даже только тень улыбки, но все равно, это же Ютланд, холодный, как вечный лед на вершинах гор!

Хорт в самом деле вернулся удивительно быстро, словно гусь поджидал его прямо за кустами, посмотрел на Ютланда, потом на Мелизенду жуткими красными глазами и вдруг сунул еще живого гуся ей в руки.

Мелизенда машинально взяла, а гусь ощутил, что хватка послабее, принялся вырываться. Ютланд тут же оказался рядом и моментально свернул ему шею.

– Хочешь, – спросила Мелизенда растерянно, – чтобы я его ощипала?.. Я не умею… хотя, может, и умею, но не пробовала…