не заметили, а уж сама она не скажет. Последнее Аман знал точно – Джайя утаивала от отца множество его проказ.
Наконец девушка поднялась в седло. Таны держались по сторонам. Бансабире стоило огромных усилий отъехать, не бросив ни единого взгляда на стоящего на портике Змея, а Гору стоило громадного труда отвести от ученицы взор.
Через два дня процессия достигла Тахриша, западного орсовского порта на берегах Великого моря. В синих водах залива Джайя впервые увидела разнородные суда: многочисленные рыбацкие лодки, промышлявшие вдоль берега; торговые тартаны и галеи, оснащенные шхуны и галеры. Царевна спустилась с коня по лесенке, передала поводья слуге; до слуха доносились грохот, стук и скрип с ближайшей верфи. Ясовцы повели ее по узкой дорожке вдоль причалов и доков. У одного из зданий их ожидали фрегаты, на которых таны прежде прибыли в Орс. Судя по суете на кораблях, матросам, катившим по сходням здоровенные бочки, и самодовольному выражению капитанских физиономий, они внепланово и хорошо закупились для будущих торгов.
– Сюда, – раздался сбоку от царевны голос Вахиифа. Он подал руку и повел Джайю в сторону судна.
– Шевелитесь, морские крысы! Отлив ждать не будет! – Джайя слышала громкий и хриплый голос одного из капитанов. – Сворачивайтесь, сказал! Таны прибыли!
Едва Джайя вместе с ясовцами ступила со сходней на палубу, команда поклонилась. Царевну быстренько упрятали в каюту, чтобы обезопасить на случай непредвиденных обстоятельств и не выслушивать девичьих страхов. Бану, коротко заглянув в каюту, кивком направила к царевне пару служанок, велев надеть на ту «что поудобнее». «Поудобнее» оказалось для Джайи до того диким, что вызвало волну негодования: она же только недавно сетовала на пурпурную таншу за штаны и туники, а теперь сама в том же виде! Показаться в такой амуниции на палубе оказалось мучительно стыдно, и царевна предпочла вовсе не казать носу из каюты. Чувство тошноты накатывало нещадно, и причиной ему было не море, а почти первобытный ужас, присущий человечеству во все времена перед неизвестностью – сумерек, тьмы или грядущего.
Отсиживаться в каюте удалось только первые несколько часов.
Джайя Далхор впервые в жизни поняла, насколько страшна страна, омываемая тремя морями – Великим, Северным и Ласковым. Интересно, как часто ей, будучи раманин Яса, придется садиться на корабль? «Дай бог, чтобы никогда», – подумала царевна, в который раз утерев рукавом губы. Она распрямилась и попыталась с наслаждением глубоко вдохнуть – столько ведь читала о пьянящем чувстве свободы мореходов и особом аромате волн! Однако в ответ на новую порцию соленого воздуха желудок только судорожно поджался в очередном рвотном спазме.
Бансабира, облаченная в привычную походную форму (с длинными рукавами и из более плотной ткани, чтобы спасаться от ветра), стояла на верхней палубе и о чем-то болтала с худощавым мужчиной средних лет у штурвала. Его, Нитса, перед отправлением танши порекомендовали в один голос Тахбир и Ном Корабел, как бывалого рулевого. Помимо него на корабле оказалось еще около двадцати человек, которых Бану оставила на время переговоров у береговой линии. Купецкие, хаты, шпионы – тану отобрала перед поездкой всех по чуть-чуть. Важно ведь быть в курсе со всех сторон. Да и запастись кое- чем не мешало, хотя бы из любопытства.
Подоспел Гистасп: опросил команду корабля, сделал сводку, принялся докладывать об успехах торгов в порту за время их пребывания в столице. Часть из того, о чем он вещал, наглядно открывалась взору с верхней палубы: в дальнем конце нижней были расставлены загоны для птиц. Числом в них прибыло: и кур, и гусей в порту взяли в дорогу достаточно, как и прочей снеди. И специи для замка по запросу госпожи прикупили, и ткани, и какой-то особый мед из акаций, и вина, и вообще кучу всего. Бану выслушала молча и вдумчиво и отозвалась только коротким «Хорошо», когда подчиненный закончил.
Поскольку его не прогоняли, Гистасп счел возможным остаться рядом.
Какое-то время стояли молча, с одинаковым трепетом в груди разглядывая ни с чем не сравнимые морские широты. Синие холмы, перекатываясь, как барханы, шептались и плескались столь же вкрадчиво, как пустынные дюны, обещая что-то сказочное, воодушевляя, подбадривая, давая какое-то умопомрачительное чувство пространства и полноты одновременно.
Гистасп потянулся к поясу, открепил мех с водой, откупорил. Напившись, облизнул прежде пересохшие от высокого солнца и морского ветра губы.
– Где Дан? – будто опомнившись от раздумий, спросила тану, уставившись на нижнюю палубу.
– Играет в кости с Раду, – сказал Гистасп с необъяснимой ноткой иронии.
Бансабира обернулась на командующего и заметила вполголоса:
– Ну, хотя бы они больше не пытаются выяснить, кто кого перепьет?
– Играют на выпивку. – Гистасп почесал кончик носа свободной рукой, отведя глаза.
Бансабира только деловито кивнула:
– Никогда не сомневалась, что вокруг меня собрались сплошь отчаянные смельчаки, – сказала, впрочем, вполне беззлобно и негрозно. Лучше пусть пьет с Раду, чем репейником цепляется к раманин. Хотя девчонка не кажется заинтересованной в ухаживаниях оборванца из-за моря.
Нитс хохотнул, Гистасп прыснул в голос. Бану покосилась на него и улыбнулась в душе: она любила видеть военачальника добродушным и немножко легкомысленным – это гарантировало отсутствие ненужных беспорядков в окружении и заодно каких-нибудь утомительных жизненных уроков с его стороны.
Отсмеявшись, Гистасп прочистил горло, потом, чуть хрипя, обронил:
– Прошу прощения, – и вновь приложился к питью. – Прикажете позвать кого из них? – спросил альбинос, оторвавшись от воды.
