Миссис Фуллер улыбнулась:

– Они будут очаровательно смотреться на фоне ваших темных волос. Камни этого оттенка лучше всего подходят нам, брюнеткам.

Дама подмигнула, словно они с Каллиопой объединились против армии блондинок, похитительниц бриллиантов. И небрежно положила серьги ей на ладонь, будто две шоколадные конфеты.

Это просто не может быть правдой! Люди никогда не вели себя так сами, по собственной инициативе. Каллиопа вспомнила все случаи, когда ей дарили дорогие вещи, – но всегда это делали парни, чтобы забраться к ней в трусы. И то после волокиты убеждений и манипуляций, скрытых намеков, недомолвок и крайне продуманного обмана. А теперь мама Атласа предлагала ей самые дорогие и изумительные драгоценности, которые Каллиопа когда-либо видела, просто по доброй воле.

Странно и непонятно: они ведь познакомились с этой женщиной всего пять минут назад. Может, миссис Фуллер доверяла мнению Атласа? Или же Фуллеры просто были милыми людьми.

Ее мысли вернулись к той официантке в «Нуаже», к старику из Индии, к бедолаге Томисену, другу Брайса, который боготворил ее, а она одолжила у него денег и бесследно исчезла. Все они доверяли Каллиопе, а она с улыбкой отворачивалась от них и переступала через это доверие. Может, они тоже были милыми людьми.

Но выяснить это Каллиопа не могла, поскольку нигде не задерживалась надолго.

В горле из-за чувства вины застрял ком, словно что-то страшное и тяжелое. Будто в тот раз, когда Каллиопа пыталась проглотить кольцо миссис Хьютон и чуть не подавилась. «Что, черт подери, ты творишь?» – закричала мама, встряхивая шестилетнюю дочь за плечи.

Что, черт подери, она творила все эти годы? Столпы, на которых держался ее мир, разом рухнули. Каллиопа словно смотрела на себя со стороны, сквозь чьи-то линзы. Голова пошла кругом.

Каллиопа машинально вынула из ушей крохотные серьги-капельки и заменила роскошными розовыми бриллиантами.

– Они великолепны, – прошептала она, поднося лицо к инстазеркалу. – Спасибо.

Камни ослепительно сияли на фоне ее безупречной кожи. Ей ужасно хотелось обладать этими серьгами! Каллиопа ненавидела себя, что приняла их, но не могла отвести взгляда.

Когда в дверь позвонили, все мигом позабыли про Каллиопу: в комнату ввалилась целая толпа. Шум голосов стал громче, раздавались смех, комплименты, поздравления.

– Фликер маме, – прошептала Каллиопа, отходя в сторонку.

Она прикрыла глаза, чтобы справиться с головокружением, и принялась составлять сообщение.

– Мама, ты нипочем не догадаешься, что сейчас на мне…

Теперь можно забыть про Надава: им придется уехать посреди вечеринки, сесть на первый рейс до Южной Америки. На деньги от продажи этих бриллиантов они смогут прожить несколько лет.

Каллиопа не смогла закончить сообщение. Это был уникальный шанс, который появляется раз в жизни, но она застыла на месте, будто новичок.

– Калли! – Подошел Атлас, и Каллиопа вздохнула от облегчения. Она закончит фликер позже. – Здесь кое-кто из моих друзей. Я бы хотел тебя с ними познакомить.

Атлас кивнул в сторону холла, куда прибывал народ – молодежь и взрослые в идеально отутюженных смокингах и элегантных черных или белых платьях.

Каллиопа обожала подобные моменты роскоши и гламура. Казалось, деньги могли сгладить все шероховатости. Но сейчас, глядя на всех гостей Фуллеров, она испытывала опустошенность. Ведь это не ее друзья, не ее смех и сплетни и не ее парень. Она просто позаимствовала все это, как серьги с розовыми бриллиантами.

На сей раз ей будет не так просто подвести итоги.

– Конечно, – сказала она Атласу с натянутой улыбкой. – Идем.

Она вскинула голову и последовала за ним. Серьги, которые ей совсем не хотелось красть, ужасно тяготили ее.

Каллиопа решила, что позволит себе насладиться мечтой – притвориться обычной девушкой, пришедшей на вечеринку с симпатичным парнем в смокинге. Хотя бы на чуть-чуть.

С неподдельным восторгом Ватт обвел взглядом бурлящее вокруг веселье.

По обе стороны от канала раскинулся черно-белый паркетный танцпол, похожий на глянцевую шахматную доску. Уши забивала какофония языков – слишком много людей говорили одновременно, и Надя не затрудняла себя переводом. Над головой две громадные башни Зеркал устремлялись в темноту и терялись в головокружительной выси.

Ватт, кажется, понял суть их названия: этот город мечты был полон зеркал и отражений. Мельчайшая деталь в одной башне – каждая арка, каждый сверкающий миллиметр стекла или изгиб балконных перил – хитроумно отражалась на другой стороне, в матово-белом карбоните или глянцево-черном