Роджер проснулся сразу же, не задержавшись на стадии дремоты: тело неподвижно, однако разум настороже, а слух настроен на шумовые помехи. Он не помнил, чтобы Джемми кричал на самом деле, но уловил его зов внутренним ухом с той смесью надежды и отчаяния, что отличает более чуткого родителя.
На него накатывал сон, утаскивая обратно в теплые волны, словно десятитонный валун, пристегнутый к ноге. На поверхности удерживало лишь тихое шуршание.
«Спи!» – отправил он мысленный приказ в сторону кроватки. «Шшшш…. Кому говорю! Ложись… спааааать!» Подобная телепатия работала редко, однако давала несколько драгоценных секунд промедления, а порой даже случалось чудо и сын действительно засыпал, расслабляясь в теплой влаге мокрого подгузника и мечтах о сладком.
Роджер задержал дыхание, цепляясь за ускользающий край сна, наслаждаясь последними секундами неподвижности. Тут послышался странный писк, и он мигом вскочил на ноги.
– Бри? Что?! – Звук «р» застрял в горле, но ему было не до того – все внимание сосредоточено на ней.
Она стояла у кроватки призрачной колонной в темноте, вцепившись в сына, и вся дрожала от холода и от страха.
Роджер обнял ее за плечи и притянул ближе; холод тут же передался ему, схватил за сердце ледяными пальцами. Он заставил себя прижаться еще сильней и не смотреть на пустую кроватку.
– Что, что такое? – прошептал он. – Джемми?
Ее пробрал озноб, под тонкой тканью сорочки проступили мурашки. В комнате было тепло, но и он почувствовал, как волоски на руках встают дыбом.
– Ничего, – ответила Брианна сдавленным голосом, уже приходя в себя. – С ним все нормально.
Проснулся Джем. Неловко зажатый между родителями, он тут же испустил вопль негодования и принялся отбрыкиваться руками и ногами, словно мельница.
Роджер почувствовал теплый прилив облегчения, затопивший ледяные предчувствия, охватившие его при виде одинокой фигуры у колыбели. Преодолев некоторое сопротивление, он вытащил Джемми из рук матери, усадил повыше и погладил пухленькую спинку, успокаивая не только ребенка, но и себя самого. Убаюканный привычной процедурой, Джемми широко зевнул, расслабил тельце и принялся сонно гудеть ему в ухо с нарастающей и спадающей интонацией дальней сирены.
– Па-па-па-па…
Брианна все еще стояла у пустой кроватки, обхватив себя руками. Свободной рукой Роджер погладил ее волосы, крепкое плечо, и снова притянул к груди.
– Ш-ш-ш-ш… – прошептал он обоим. – Все хорошо, ш-ш-ш-ш….
Она прижалась к нему, и Роджер ощутил, как промокает рубашка на плече. Второе плечо тоже повлажнело от потного тельца сына.
– Иди ложись, – сказал он мягко. – Иди под одеяло, тут… холодно.
В хижине было тепло, и все же Брианна послушалась.
Она забрала ребенка и приложила его к груди, еще даже не успев лечь. Всегда готовый подкрепиться в любое время суток, Джемми свернулся в довольную скобочку возле материнского живота.
Роджер скользнул в постель и скопировал позу сына, обвившись вокруг нее сзади оберегающей запятой. Надежно защищенная этой пунктуацией, Брианна постепенно начала расслабляться.
– Все хорошо? – тихо спросил он. Кожа у нее была влажной и прохладной на ощупь, но понемногу отогревалась.
– Ага… – Она протяжно вздохнула и судорожно выдохнула. – Плохой сон приснился. Прости, что разбудила.
– Ничего страшного. – Роджер снова и снова гладил ее по бедру, словно успокаивал лошадь. – Расскажешь?
Ему и вправду хотелось услышать ее сон, хотя ритмичное причмокивание сына убаюкивало; все трое пригрелись, вплавляясь друг в друга словно воск, и теплой волной уже накатывал сон.
– Я замерзла, – тихо начала она. – Наверное, одеяло упало, но во сне было холодно из-за открытого окна.
– Тут? Которого? – Роджер поднял руку, указывая на светлый прямоугольник на стене. Даже в самую темную полночь промасленный кожаный занавес был чуть светлее окружающей черноты.
– Нет. – Брианна снова вздохнула. – Дома, в Бостоне. Я замерзла и во сне проснулась. И встала, чтобы посмотреть, откуда дует.