— Так где ты была?

— Я разговаривала с соседкой. Мисс Анджели. Она пригласила меня к себе, мне не хотелось быть невежливой. Мне показалось, она очень одинока. У нее такая замечательная квартира, полная антиквариата. Я посидела у нее, мы выпили чаю, и она показала мне свои коллекции.

Дед назвал бы это «экстраполяцией». Дается намного проще, чем грубая ложь, — ведь в ее основе отчасти содержится правда. И дело даже не в том, что мама уже не может назвать это бесстыжим враньем — а в том, что я сама ощущаю себя не столь виноватой.

— Ой. Ну, это было… очень мило с твоей стороны, — говорит она с несчастным видом: я предпочла чаепитие с незнакомкой общению с ней.

— Надо было мне следить за временем. — И все же, почувствовав себя виноватой, я добавляю: — Прости меня. — Устало потерев глаза, я поворачиваюсь к своей комнате. — Я пойду, разберу вещи.

— Все будет хорошо, — вдруг говорит она. — Это будет приятное приключение. — Если папа ухитрялся произнести эту мантру жизнерадостным тоном, из мамы эти слова словно вышибают дух. Они звучат отчаянно. — Мак, я тебе обещаю. Приключение.

— Я тебе верю, — сдаюсь я. И понимая, чего она ждет, я складываю мышцы лица в улыбку и добавляю: — Я тебя люблю.

От этих слов на языке остается странный привкус. Шагая в сторону своей комнаты и верной кровати, я удивляюсь: почему? И только укрывшись с головой одеялом, понимаю — лишь эти мои слова не были ложью.