Охотник, взревев, упал на колени. Со спины подбежал Тенуин. Обхватил ему голову и пальцами впился в шею так, что рев мгновенно перешел в сиплый стон.
– Это ненадолго, – проговорил следопыт.
Охотник обмяк. Топор выпал из его рук.
– Гром, Гром! – Я склонился к нему, пробовал поймать его внимание. – Та девочка не твоя сестра. Это ловушка.
– Я… могу… могу… – с трудом выдавил охотник и стал водить рукой по земле в поисках топора. Силы возвращались к нему. Захват Тенуина переставал действовать.
Сумеречные магульдинцы не замечали нас. Проходили мимо, не пытались вступить в бой. Продолжали грабить и жечь село.
– Ты не сможешь ее спасти! Никто не может.
– Прочь…
– Послушай… Просто послушай.
Я стал торопливо рассказывать об Эрине. О том, как он мечтал вернуть невесту из сумеречного дома. Как хотел отдать меня взамен ее образу. Как остался в доме из-за лечавки, которая теперь ходила за мной по пятам. Как в доме Эрина все затянуло чернотой. И как собака по-прежнему была лишь туманом – без голоса, без плоти, без жизни.
Охотник, почти одолевший онемение в теле, замер. Сжал топорище, но руку не поднимал. Потерянно смотрел на землю под собой. Что-то тихо бормотал. С озлоблением процедил:
– Я должен попробовать…
И рванул. Следопыт не удержал его. Охотник сбросил с ног петли кнута и кинулся вперед. Пробежал несколько шагов. Сбил двух магульдинцев. Замахнулся топором на третьего, но замер.
Он опоздал.
Дом, на стене которого висела девочка, обрушился. Огонь взвился бесцветными искрами, полыхнул во всю силу.
– Нет… – выдавил Громбакх.
Тенуин уже отошел в сторону. Видел, что наваждение охотника ослабло. Сумеречная девочка погибла. Теперь можно было ее не опасаться.
Теор смотал хлястник и неспешно закрепил его на поясе: большой кожаной пряжкой стянул основные петли, а малой пряжкой – петли отростков, при этом зажав между пряжек лезвия кнута так, чтобы они не мешали при ходьбе. Кнутовище выставилось за спину, будто тонкая рукоять плуга.
– Нужно ехать дальше, – тихо проговорила Миалинта.
Она стояла сзади. Увидела, как мы побежали в переулок, и последовала за нами.
Сумеречный город стал развеиваться. Пропадали детали, исчезали линии. Его вновь заносило пеплом тумана. Догоравшее село, магульдинцы, дома с плачущими людьми – все исчезало.
– Идем. – Громбакх опустил топор.
– Ты как? – спросил я.
– Паршиво, – признался охотник. – В голове, как в пустом котле. Хорошо, что хоть вас не порубил.
– Только не это… – Теор с испугом качнул головой.
– Что, вся трухня со страху поджалась? – Громбакх усмехнулся, но его слова едва прошли сквозь мглу. Она окрепла и вновь скрадывала звуки.
– Там! – крикнул Теор.
Я угадал слово по губам, а через мгновение услышал его слабое эхо.
Туман окончательно сгустился. Теперь хорошо просматривались наши телеги с фаитами. Два купола ясности. И ко второму сейчас приблизился третий купол – тот самый, что так долго шел по нашему следу и который мы считали простым отражением во мгле. Несколько мгновений – и наш купол слился с неизвестным.
Тенуин сорвался с места. Переглянувшись, мы с Громбакхом, Теором и Миалинтой побежали вслед за ним.
Глава 9
Туман
Личность человека, названного Энионом Прародителем, остается загадкой для большинства историков, привыкших считаться с документами, архивными записями и дневниками очевидцев, а домыслами и легендами пренебрегающими. Им мало известны его мысли и поступки, кроме тех, что связаны с основанием Вер-Гориндора и поиском города Предшественников, но еще меньше мы знаем о его личности. Даже облик Эниона в наши дни забыт. В то время как портреты и скульптурные изображения его сына Лиадора и внука Эрхегорда в мельчайших деталях указывают их лица и стать, Энион всегда изображен в бесформенном плаще с глубоким капюшоном, а его лицо – скрытым под маской ворона. Причины такого небрежения к облику Эниона, как и отсутствие каких-либо описаний его личности в летописях, остаются неизвестными.
То, что нас атаковали наемники Орина, стало
