каждой секундой надежда, что дело разрешится миром, казалась все глупее.

– А отчество? – спросил Арсус.

– Зачем отчество?

«Чтобы было удобнее послать тебя куда подальше», – устало подумал он. Общение с Лером ни к чем хорошему не приводило. Арсус заставил себя успокоиться.

– Как хотите. Я готов ответить на вопросы. Но сначала задам свои.

Вертяев нахмурился. Верхний указательный палец в сцепленных замком руках стучал и стучал.

– Задавайте, – наконец сказал Вертяев, – крайне любопытно.

– Что с остальными? Ксения, Хан, Лер? – Он уже знал, что с Лером. Но все равно спросил.

– Закрытая информация, – коротко сказал Вертяев, – еще вопросы?

– В чем нас обвиняют?

– Вы и сами знаете.

Арсус покачал головой.

– Был взрыв, – сказал он, – я видел дым в небе. Еще видел, что полковник ранен. Больше мне ничего не известно.

Мысленно он добавил информацию, которую подслушал у солдат: подорвали офицерские казармы. Но и это не проясняло картину.

Вертяев кивнул.

– Враг заложил взрывчатку, – сказал он медленно. Достал из чемодана партию бумаг, пролистал – Арсус не видел, что там, – аккуратно достал две и положил на стол. Одна изображала схему базы, вторая – фотография с самолета. На обеих крестом изображалось место взрыва. – Офицерский корпус – защищенное место, – продолжал Вертяев, – он находится примерно в центре базы, – когтистый палец указал на крест, – прорыв с любой из сторон не может пройти незаметно и безболезненно для врага. Сверху, – палец переместился на фото, – корпус маскируется под столовое помещение, что вряд ли вызовет интерес бомбардировщика. В случае если самолет сможет преодолеть зенитный огонь, конечно, – он недоверчиво хмыкнул, – в случае полноценных военных действий для офицерского состава предусмотрен бункер. Кстати, ваши казармы, – Вертяев перевел палец на корпус неподалеку, – построены по такому же принципу. Патриот заботится о своих людях. Поэтому командование не видело смысла в дополнительных средствах защиты. Но, – Вертяев поднял палец, – у всех есть одна и та же слабость. Всегда.

Он замолчал, выжидая. И Арсус, отвечая его ожиданиям, спросил:

– Какая?

– Предатели.

Арсус даже усмехнулся:

– При чем здесь мы?

В ответ Вертяев молча протянул Арсусу остальные бумаги. Какое-то время Арсус рассматривал их молча, проверял на свету, наклонял, раскладывал и хмурился, словно пытался отыскать что-то еще. Какой-то недостающий элемент, который бы все объяснил.

Потом он аккуратно сложил все бумаги в стопку, убрал на край стола и нахмурился.

– Не понимаю, – честно признался Арсус, он заметил, что голос звучит неуверенно, – этого просто не может быть.

Бумаги – фотографии с датами наверху показывали съемку северной стены офицерского корпуса. На первых кадрах крупная фигура с военным мешком на плече. Один снимок захватил, как человек присел, положил мешок у стены, развернулся, чтобы уйти.

Еще несколько фотографий – человек идет прямо на камеру. Сначала разобрать лицо почти невозможно. Но вот он подходит ближе, и сомнений не остается. Арсус смотрел на диверсанта и видел свое лицо.

– Не может быть, – еще раз повторил он, – я был с Ксенией на танцах. Она может подтвердить.

– Предположим, – кивнул Вертяев, – что мешает ей работать с вами?

Арсус зажмурился.

– Хорошо, – он растер лицо руками, – как насчет людей? Нас многие видели. Уверен, найдется десяток свидетелей…

Вертяев достал ручку и блокнот:

– Дайте их имена, и мы все проверим.

– Имена? – Арсус почти засмеялся. – Мы были на танцах, а не на званом ужине.

– Не проблема, – продолжал Вертяев, – вы знаете, как это работает, не хуже меня. Опишите их, и мы проведем расследование.

Арсус кивнул. Он понимал, что Вертяев не верит. Но, по крайней мере, если они проверят, у них появятся сомнения. А пока нужно вести себя пристойно и помогать следствию.

Арсус нахмурился, стараясь вспомнить, что происходило на танцах.

И…