ходу:

– После того как мы окажемся на достаточном расстоянии от деревни, мы сделаем круг и подойдем к реке с обратной стороны. На много миль вокруг Гвавелы больше нет ни одной деревни. Все пикты собрались поблизости. Мы попробуем обойти их по широкой дуге. До рассвета они не смогут взять наш след. Потом они, конечно, найдут тропу, по которой мы ушли, но к тому времени мы уже сойдем с нее и углубимся в лес.

И они побежали дальше. Вскоре крики замерли вдали. Бальт с хрипом дышал сквозь стиснутые зубы. В боку поселилась острая боль, бег превратился в пытку. Он то и дело натыкался на кусты, растущие по обеим сторонам тропинки. Конан вдруг остановился, обернулся и посмотрел в ту сторону, откуда они пришли.

Над деревьями вставала луна, и ее тусклый свет уже посеребрил верхушки деревьев.

– Ну, что, сворачиваем в лес? – прохрипел Бальт.

– Дай-ка мне свой топор, – негромко пробормотал Конан. – Совсем рядом кто-то есть.

– Тогда нам лучше уйти с тропинки! – воскликнул юноша.

Конан отрицательно покачал головой и увлек своего спутника в густую тень кустов. Луна поднялась выше, роняя неверный свет на тропинку.

– Мы не в состоянии сражаться с целым племенем! – прошептал Бальт.

– Ни один человек не смог бы так быстро отыскать наш след и догнать нас, – проворчал Конан. – А теперь помолчи.

Воцарилась мертвая тишина, которую нарушал лишь стук его сердца, и Бальт испугался, что он слышен за много миль. А потом внезапно и совершенно беззвучно, безо всякого предупреждения на смутно видимой тропинке появилась голова зверя. Сердце замерло у Бальта в груди; поначалу он решил, что видит перед собой саблезубого тигра. Однако эта башка была меньше и yже: на тропинке стоял леопард. Он принюхивался и смотрел на тропинку. Но ветер дул в сторону затаившихся мужчин, скрывая их запах и присутствие. Зверь опустил голову и обнюхал землю, после чего неуверенно двинулся вперед. По спине у Бальта пробежал холодок. Леопард, вне всякого сомнения, шел по их следу.

А зверь насторожился. Он поднял голову, глаза его засверкали, как раздуваемые ветром угли, и он глухо зарычал. И в этот миг Конан метнул топор.

В этот бросок он вложил всю силу мышц, и лезвие серебряной молнией рассекло темноту ночи. Еще не успев до конца сообразить, что случилось, Бальт увидел, как леопард повалился на землю и забился в судорогах, а топорище торчало из его головы. Само же лезвие раскроило зверю череп.

Конан гигантским прыжком выскочил из кустов, вырвал топор из раны и поволок обмякшее тело за деревья, чтобы скрыть его от любопытных взглядов.

– А теперь бежим, и как можно быстрее! – вполголоса скомандовал он и устремился на юг, в сторону от тропы. – Вслед за этой кошкой явятся воины. Зогар, едва придя в себя, отправил его искать нас. Пикты пойдут за ним, но он намного опередил их. Леопард покружил вокруг деревни, пока не напал на наш след, а потом бросился в погоню. Они не смогли угнаться за большой кошкой, но теперь им известно общее направление, в каком следует продолжать поиски. Они пойдут за леопардом, надеясь услышать его рычание. Что ж, они его не услышат, но зато заметят кровь на тропе, станут искать тело и найдут его в кустах. И тогда они постараются вновь напасть на наш след. Так что смотри под ноги и ступай осторожно.

Он ловко огибал колючий кустарник и низко висящие ветки, легко скользя меж деревьев и не касаясь стволов, а ступал так, чтобы после него не оставалось следов; а вот Бальту приходилось нелегко.

Позади не раздавалось ни звука. Они прошли уже больше мили, когда Бальт сказал:

– А что, Зогар Заг ловит котят леопарда и дрессирует их, превращая в гончих?

Конан покачал головой.

– Этого леопарда он позвал из леса.

– Но если он может повелевать зверями, почему не поднимет их всех и не бросит за нами? – настаивал Бальт. – В лесу полно леопардов; к чему отправлять за нами в погоню лишь одного?

Некоторое время Конан хранил молчание, а когда все-таки ответил, то сделал это с явной неохотой:

– Он не может повелевать всеми зверями. Только теми, кто помнит Джеббала Зага.

– Джеббала Зага? – Бальт неуверенно повторил полузабытое имя из легенд. За всю жизнь он слышал его только три или четыре раза.

– Когда-то ему поклонялись все живые существа. Это было давно, еще когда люди и звери разговаривали на одном языке. Люди забыли его; начали забывать и звери. Лишь немногие помнят до сих пор. Люди и звери, которые помнят Джеббала Зага, – братья и говорят на одном языке.

Бальт не ответил; ведь это он стоял, привязанный к столбу в пиктской деревне, и собственными глазами видел, как ночные джунгли по первому же зову шамана отправили к нему своих жутких созданий.

– Цивилизованные люди смеются над этими суевериями, – продолжал Конан. – Но никто из них не смог объяснить мне, каким образом Зогару Загу удается вызывать из лесной глуши питонов, тигров и леопардов, а потом и повелевать ими. Если бы они могли, то назвали бы это ложью. Таковы цивилизованные люди. Они отказываются верить в то, что не могут объяснить с помощью своей поверхностной науки.

Народ Таурана стоял ближе к первобытным людям, чем остальная Аквилония; суеверия, зародившиеся в незапамятные времена, никуда не делись. Да и сам Бальт видел кое-что такое, отчего ему бывало не по себе. И он не мог опровергнуть предположение, высказанное Конаном.