– Мы спустимся через пару минут, мам, – говорю я и протискиваюсь мимо Кармель к лестнице.

Пока мы поднимаемся ко мне в комнату, в голове у меня мечутся вопросы. Что она здесь делает? Чего ей надо? Почему она не хочет поговорить с Томасом?

– И как же прошло твое большое свидание с Дереком? – спрашиваю я, закрывая дверь.

Она пожимает плечами:

– Нормально.

– Значит, оно стоило того, чтобы разбивать Томасу сердце? – выпаливаю я.

Не понимаю, почему я чувствую себя таким преданным. Отчасти мне кажется, что свидание с Дереком было лишь отмазкой и что на самом деле она никуда не ходила. Это меня бесит, и я хочу, чтобы она сказала то, за чем пришла сюда, спросила меня, останемся ли мы по-прежнему друзьями, чтобы я мог сказать ей «нет» и выгнать ее к чертовой матери из моего дома.

– Дерек не такой уж плохой, – говорит она. Невероятно. – Но дело не в нем. Вообще не в нем.

Очередное оскорбление застревает у меня на языке. Взгляд ее спокоен, и написанное у нее на лице извинение предназначено не только Томасу. Кармель пришла сюда не объясняться. Не спрашивать меня, останемся ли мы друзьями. Она пришла сказать, что мы ими и не были.

– Мама была права, – шепчу я. Меня таки бросают.

– Что?

– Ничего. Что происходит, Кармель?

Водит ногой. У нее имелись какие-то заготовки, некая торжественная речь, но теперь, когда она оказалась здесь, планы ее подводят. Слова «я никогда» и «это просто» сыплются у нее изо рта, а я прислоняюсь к комоду и жду. Прежде чем она сумеет сформулировать правильно, будет несколько фальстартов. Надо отдать ей должное – она не надувает губки и не пытается вытащить из меня наводящие вопросы, чтобы облегчить себе задачу. Кармель всегда оказывается крепче, чем я от нее ожидаю, вот почему происходящее не укладывается в голове. Наконец она смотрит мне прямо в глаза.

– Как ни скажи, все равно прозвучит эгоистично, – говорит она. – И да, это эгоистично. И мне нормально.

– О’кей, – говорю.

– Я все равно рада, что познакомилась с тобой и с Томасом. И за вычетом всех этих убийств… – она кривится, – я ни о чем не жалею.

Помалкиваю в ожидании «но». Оно надвигается.

– Но, думаю, суть в том, что я больше не хочу этим заниматься. У меня впереди целая жизнь, наполненная планами, целями и вещами, которые плохо сочетаются со смертью и покойниками. Я думала, что справлюсь на два фронта. Что смогу иметь и то и другое. Но я не могу. Поэтому делаю выбор – и ухожу.

Подбородок вскинут, она готова к бою. Ждет моего нападения. Как ни странно, мне не хочется нападать. Кармель не привязана к этому миру, как я или даже как Томас. Никто не растил ее ведьмой и не закалял ее кровью сталь бог знает сколько сотен лет назад. Она может выбирать. И несмотря на мою дружбу с Томасом, я не могу сердиться на нее за это.

– Полагаю, время сейчас более чем неудачное, – говорит она. – Учитывая все, что творится с Анной.

– Нормальное время, – говорю. – И ничего это не эгоистично. В смысле эгоистично, конечно, но… это хорошо. Что хуже – так это как ты швырнула Дерека Томасу в лицо.

Она виновато мотает головой:

– Просто это единственное, что я смогла придумать, чтобы он отстал.

– Это было жестоко, Кармель. Парень тебя любит. Ты об этом знаешь, верно? Поговори ты с ним, он бы…

– …отказался от всего? – Она улыбается. – Я ни за что его об этом не попрошу.

– Почему?

– Потому что тоже его люблю. – Она закусывает губу. Руки у нее скрещены на груди так, что почти обнимают ее. Как бы ни выглядела эта история в последний учебный день, решение далось Кармель нелегко. Она по-прежнему колеблется. Я вижу, как сомнения водоворотом кружат у нее в голове. Она хочет спросить, не совершает ли она ошибку, будет ли жалеть об этом, но боится услышать мой ответ.

– Ты же позаботишься о нем, да? – спрашивает она.

– Я буду рядом, если ему понадоблюсь. И спину прикрою.

Кармель улыбается:

– Лучше со всех сторон прикрывай. Он порой бывает страшно неловок.

Лицо ее словно сминается, и она быстро вытирает щеку, будто слезу смахивает:

– Я буду скучать по нему, Кас. Ты не представляешь, как я буду по нему скучать.

Теперь моя очередь подойти и обнять ее самым неуклюжим в ее жизни образом. Но она принимает это объятие и, кажется, всем весом опирается на мое плечо.