им слову, и чтобы не поверить тому, что вещал этот эффов Стратег, и речи не могло быть.

Гани же все это время больше слонялся без дела, его разыскивали среди его друзей в Городе, поэтому появляться у них было неразумным. Пепельный цвет волос, что всегда выделял его из толпы и был благом для ищущего славы и внимания Мастера Музыканта, сейчас стал не очень-то полезен, совсем наоборот – Гани смахивал на Одаренного и рисковал, привлекая внимание.

Хорошо хоть, что ни в Ото Эниле, ни в Кодонаке не было высокомерия, присущего обычно Мастерам Силы по отношению к неодаренным, и, несмотря на великие свои таланты, руководители восстания привлекали его к разработке планов наравне с собой. И Гани считал, что его вклад был весо?м: все же изворотливый ум междуморца не раз и не два находил варианты, каких и Кодонак не видел. К тому же очевидно, что в людях Гани Наэль разбирается лучше, чем Хатин Кодонак. И ему для этого даже не нужно везде таскать с собой кого-то из Видящих.

Все четыре дня Кодонак пытался найти Вирда: перемещался со Стойсом то в одно, то в другое место, до полного изнеможения Мастера Перемещений, а затем находил другого «прыгуна» и вновь искал парня. Они даже побывали в Здании Совета, но после выходки Кодонака с похищением своего меча прямо из кабинета Верховного все там охранялось тщательнейшим образом. Использовались не только обычные замки и запоры, но и разработанные особыми Мастерами Силы заслоны от перемещений и прочих ухищрений и фокусов, на какие способны Одаренные. Гани всегда знал, что на любое оружие найдется свой щит, но ведь и против любой брони найдется свой меч…

Мастер Абиль Сет, на взгляд Гани, был немного не в себе – обладал вспомогательным Даром Пророка. Видно, у всех Пророков с головою нелады: Верховный, например, додумался до того, чтобы пробудить Древнего! Но Сет, с этим его Даром, смог как-то увидеть, что и Вирд и Элинаэль живы. Где каждый из них, он определить не смог. Но и в том, что их еще не убили, – большое облегчение. Хуже, что Сет услышал слова Пророка, якобы сказанные с Силой (Сет особо выделял это слово, когда повествовал остальным о своих откровениях) Вирду: «Ты умрешь!» Сказанные с Силой слова – не просто угроза. Чем же именно грозят подобные речи, кроме прямого описания намерений Верховного по отношению к парню, Гани точно уразуметь не мог, но тут и Харту понятно, что ничего хорошего в них нет. Пророчество – не пророчество, а Эбонадо Атосаалю, пожелай он того, убить Вирда и Элинаэль ничего не стоит.

Кодонак ходил мрачнее тучи, молчал и не ругался, чем пугал даже Наэля.

Им следовало бы продолжать реализовывать свой план: предупредить Короля-Наместника и убедить его вернуть войска в Тарию, создав заслон с севера; закончить с определением в Большом Совете – кто связан, а кто нет; ну и свергнуть прогнившую насквозь власть, в конце концов. Но сейчас в руках у Верховного два ценных заложника: одна может быть оружием против Древнего, другой и вовсе – Мастер Путей, Эбонадо Атосааль понимал, что ими Кодонак рисковать не станет.

Иной раз Вирд вел себя так, будто был самим Верховным и знал наверняка, как следует поступать, а порой он был обычным семнадцатилетним мальчишкой, глупым мальчишкой, который вначале делает, а только потом думает. Впрочем, кого любовь делала умным? Гани в юности, когда влюбился в одну белокурую красотку, даже подрался из-за нее с одним студентом Пятилистника… Хотя «подрался» не то слово – был побит!.. Больно побит… И неудивительно – студент этот потом стал Мастером Меча – Седдиком. Гани и сейчас с содроганием вспоминал те события, не понимая, как он – благоразумный междуморец мог полезть в драку с этаким громилой.

И когда только Вирд успел влюбиться в эту Элинаэль? А что парень влюблен, сомнений не оставалось – уж Гани Наэль в людях разбирался!

Мастер Музыкант, оставив в большом зале штаба Ото Эниля и Абиля Сета рьяно спорящими о том, подойдет ли Доа-Джот Атаятана для другого разбуженного Древнего (будто мало им этого!), шел к комнатушке, ставшей его логовом. Здесь, как и везде в подземелье, было сыро и плохо пахло, свежего воздуха он уже давненько не вдыхал, нужно будет попросить какого-нибудь «прыгуна» вывести его на прогулку куда-нибудь в Тарийский лес или к озеру Фаэлос. Там красиво… Водная гладь – что зеркало, ивы склонились, купая свои ветви-волосы… Лилии сейчас, конечно, не цветут – зима, но и зимой там хорошо… Можно сидеть на берегу часами, играть на лютне и слушать, как птицы тебе отвечают. Всегда мечтал иметь дом на берегу этого озера и, может быть, осуществил бы свою мечту, заработав еще пару таких сумок с золотом, что висит сейчас у него на боку, а вместо этого связался с Одаренными, позволил втянуть себя в их войну и вот – не дом на берегу, а затхлая нора с матрацем на полу… Нелегка ты – жизнь революционера… Эффово восстание!..

Гани Наэль опустился со вздохом на свой матрац, поморщился от несвежего запаха и стал расчехлять лютню – музыка его отвлечет.

Вирд появился неожиданно… как обычно. Взъерошенный, немытый, с разорванными камом и нижней туникой; когда он повернулся, Гани заметил на обнаженной груди алое пламя, будто на знамени Тарии, приглядевшись, он понял, что в виде пламени у парня вырван кусок кожи, и содрогнулся. Ему кажется или в предплечье Вирда торчит игла?.. Нет… и вправду игла… Вторая такая же – в голени. На запястьях окровавленные натертые следы, будто от оков.

– Целителя позвать? – спрашивает Гани.

– Не нужно, – говорит Вирд упавшим голосом, – я и сам могу.

Он не поморщившись – вместо него морщится Гани – вынимает из руки иглу, и рана тут же затягивается, то же с другой, что в голени, и с третьей, которую Гани и не заметил поначалу. Кровавое пламя на груди затухает, покрываясь гладкой чистой кожей, остаются лишь засохшие потеки крови, змейками струящиеся вниз по груди. Исчезают даже следы на запястьях. Впечатляет! Гани бы так!