– Я освобожу тебя.

Парень, может, и удивлен, но виду не подает.

– Сегодня вечером – твоя казнь.

– Я знаю. – Голос Вирда Фаэля спокоен и тоже напоминает голос Асы. – Зачем тебе меня освобождать?

– Чтобы затем ты освободил меня. Я не стану отрицать, что убил твоих родителей. Но тебе я спас жизнь. Ты имеешь право мстить мне, но прежде – освободи!..

Годже не успел договорить: дверь позади него вновь с лязгом отворилась, и он почувствовал сильнейшее раздражение по отношению к охраннику – ясно же сказал, чтобы их не беспокоили!

В камеру вольготной походкой вошел Митан Эбан, кивнул Каху, и Годже заметил, что его глаза еще более безумны, чем обычно.

– Ты тоже здесь, Ках? – спросил он, вперившись взглядом в сидящего на полу Вирда.

– Да, – процедил Годже сквозь зубы. «А вот тебя сюда не звали!»

– Говорят, он любимец Кодонака. Его спаситель. Это ему мы обязаны смертью Исмы, Майстана и сотни Тайных. Если бы он не потрудился тогда – на холмах Доржены, эффы благополучно сожрали бы Кодонака еще там! – Эбан смотрел на Вирда так, словно собрался нажарить себе отбивных из парня. А кто их знает, этих Разрушителей: может, и вправду собрался?..

– Верховный сказал, что он сегодня умрет. Приходил бы ты на его казнь, – произнес Годже.

– Я и приду. – Эбан недобро улыбался. – Но знаю я Эбонадо – он мирный Мастер, хоть и провернул такое дело. Верховный этому щенку просто отрежет голову так, что тот и боли не почувствует. А должен почувствовать!

Он стал доставать что-то из своей сумки, висевшей у него на плече.

– А ты иди, Ках. Это зрелище не для таких, как ты! Еще упадешь в обморок или кинешься его исцелять!..

– Что ты задумал?

– …Хотя Маизан рассказывал, что у них в Аре на пытках всегда присутствует Целитель, чтобы пытаемый, чего доброго, не умер.

Эбан принялся раскладывать перед собой на полу какие-то непонятные инструменты. Годже стало не по себе, а Вирд взирал на это спокойно.

Митан подошел к парню, нагнулся к самому его лицу и сказал, выплевывая слова:

– Я хочу слышать, как ты орешь! Видеть, как ты извиваешься от боли! Как молишь о пощаде! Как ты унижаешься! Я хочу, чтобы ты потерял человеческое лицо! Я хочу слышать твой визг! Я узнал, как тебя звали в рабстве! Ты Рохо – птенец! Ты никчемное создание, жалкое существо! Ты – никто! И я хочу, чтобы ты понял это перед смертью! Я хочу, чтобы ты умер с именем Рохо!..

Ках содрогнулся. Эбан – сумасшедший. Вирд же по-прежнему спокоен, он даже усмехается, кривовато и горько, но страха в улыбке этой нет. Он просто не знает, на что способен Эбан. Дар Разрушителя, усиленный многократно, который Митан и не собирается как-то сдерживать…

Годже судорожно сжимает в руке ключ от оков Карта, который украл из ящика стола Верховного. Как отвлечь Эбана? Может, уйти и вернуться, когда тот закончит? Он исцелит парня и отпустит. А Вирд Фаэль освободит его. Но Эбан – безумец, который может Вирда и убить…

Эбан кликнул тюремщиков, те подняли парня и потащили к стене, привязывая за руки и за ноги к висевшим там кольцам.

– Идите! – говорит им Эбан. – Никого не пускайте. Если придет Верховный – предупредите меня. Советников тоже не пускайте – нас и так тут двое. Услышите крики – не переживайте, – он ухмыляется, – так надо!

Стражники не совсем уразумели его приказы, но, покосившись на него и на Каха заодно, покинули камеру, и их шаги стихли где-то вдали.

Они остались втроем: Вирд Фаэль, привязанный к стене, Митан Эбан, по всей видимости готовивший пытки, и он – Годже Ках, желающий лишь одного – разорвать связь, любой ценой разорвать эту связь!!!

Эбан вытянул из той же сумки сосуд с тарийским пламенем, совсем небольшой, но когда он открыл сосуд, Годже обдало жаром. Разрушитель неторопливо, растягивая удовольствие, стал нагревать над пламенем длинную иглу, держа ее в щипцах.

– Когда я закончу с тобой, – говорил он при этом Вирду, – я перемещусь в цитадель Шай в Горном море. Там твоя девка. Я развлекусь с ней, и не сомневайся – ей понравится.

Теперь Вирд дернулся.

– Понравится даже больше, чем с Кодонаком. – Он делает долгую паузу, затем изучающе смотрит, как пылают гневом глаза Фаэля. – Ты что, не знал? Весь Город знает, что она – потаскушка Кодонака! Того самого! Скажи, Ках?

Годже молчал. Похоже, Эбан нашел способ, как достать Вирда: парень оскалился, тяжело дыша.

Игла Эбана раскалилась, он вонзил ее в предплечье Вирда, затем нагрел другую и вонзил в голень, потом – в запястье. Вирд не кричал.

Потоки исцеления потянулись к парню, и Годже, почувствовав его боль, вскрикнул. Он что, железный?

Эбан с разъяренным лицом обернулся к Годже:

– Уйди отсюда, смаргов Целитель! Динорада всегда говорила, что ты мягкотелый!

Годже заскрипел зубами.