матом, — а потом просто рухнул. Корежило его явно не по-детски, а жар был такой, что Олег даже испугался — не выживет парняга. Определить, что с ним такое — на это ни у кого из команды медицинской подготовки явно не хватало, коктейль из антибиотиков и жаропонижающего — хорошо хоть нормальная аптечка в одном из рюкзаков нашлась! — практически ничем не помог. И ко всему, Олег знал, чувствовал — нельзя сходить с Тропы, и задерживаться надолго на одном месте тоже нельзя. Засекут и перехватят, и сейчас-то уж с гарантией в переговоры вступать не станут, кончилась дипломатия, просто грохнут всех, наплевав на последствия… Двое суток они с Джорджем попеременке волокли «волкодава» на себе, а тот время от времени срывался в бред, выдирался из рук, и шибало от него дурной, дикой, неуправляемой Волной…

Короче, недалеко бы ушли, если б не Ханна. Она от мечущегося в жару «волкодава» буквально не отходила, кажется, даже не спала, пытаясь своей Волной удержать его на грани, не дать уйти навсегда… куда? в виртуал? в поля небесной охоты?.. И-группу в рай едва ли принимают… В общем, тяжко ей далось это, остальные, включая Олега, пытались помочь, конечно, но толку от их помощи было чуть — «донор» привычен отдавать Волну, а не брать. Уже через полсуток осунулась девочка, под глазами залегли круги, и видок был, словно разом лет на десять постарела. Олег уже совсем было смирился с мыслью, что на горбу теперь придется переть уже двоих — это при хорошем раскладе! — но обошлось. На третий день кризис, похоже, миновал, «волкодав» пришел в себя, и хотя самостоятельно он бы и ста метров не прошел, уже стало понятно: выживет.

В общем, в час по чайной ложке тащились — Ханна тоже вымоталась до предела и буквально засыпала на ходу, так что Олегу приходилось изобретать все новые предлоги, чтобы подольше затянуть привал: оба «пострадавших» скорее надорвались бы насмерть, чем согласились затормозить группу. Но если Стас был при этом просто угрюм — Олег всерьез подозревал, что не в одной только болезни тут дело, — то в Ханне определенно прорезалось что-то новое, ранее незнакомое. То есть ее и раньше-то болтушкой-щебетуньей назвать трудно было, но тут…

За всю неделю осчастливила она окружающих от силы парой десятков фраз, но Олег ливером чуял, что это не какая-то хмурая замкнутость, нет, чувствовался в ней пытливый интерес к окружающему миру, участливый — к своим спутникам, а в «волкодава» девочка, похоже, элементарно втрескалась… Просто вдруг не нужны ей оказались слова, проще без них, и держалась она так, словно боялась расплескать что-то в себе, копила для какого-то решительного момента. Психологом Олег себя ни с какого боку не считал, но и у него ума хватило понять, что когда с человеком нечто подобное творится, лучше предоставить ему самому в своих чувствах разобраться — и ни в коем разе в душу не лезть.

Из всей команды, пожалуй, только Айра как следует с Тропой освоилась — ее Олег даже рисковал отправлять вперед в краткие разведвылазки. Джейн, конечно, тоже ориентировалась не хуже, но как раз-таки Айру следовало чем-то озадачивать постоянно, не давать замыкаться. Чем девчонке придется в итоге расплачиваться, Олег пытался не думать. Тут уж как повезет… Несколько успокаивало то, что Джордж, кажется, всерьез взялся ее опекать — хотя на маршруте какая уж там любовь-морковь…

Но «тропить», конечно, самому приходилось, и это подспудно выматывало, исподтишка вытягивало силы, так что последние двое суток и сам Олег был как в тумане, ничего толком вокруг не замечая. Собственно, выглядело это так: тряхнул башкой, на какой-то момент приходя в себя — а глядь, вокруг уже пустыня… В общем, в этаком состоянии немудрено на семьдесят кэмэ мимо цели промазать, что он с успехом и проделал. Или, может, это подсознание сработало? — мрачно сыронизировал Олег. Ненавязчиво так пытаюсь отдалить по максимуму этот самый Выбор — чую задницей, ливером, спинным мозгом и всей прочей требухой, в чем бы он там ни заключался, ничегошеньки хорошего некоему Панину Олегу по результатам не светит…

Олег в один прекрасный миг совершенно неожиданно поймал себя на мысли, что «Выбор» и «смерть» для него, оказывается, стали синонимами. Причем «смерть» совсем не подразумевала, что он, Олег, просто сдохнет или что его после этого сразу пристрелят. Скорее выглядело оно так, будто он, Олег Панин, перестанет существовать именно как Панин-прежний, а вот возникнет ли он в каком-то ином качестве — вопрос открытый. Логическому анализу подобные иррациональные выверты не поддавались, так что Олег плюнул, выкинул все это из головы и категорически запретил себе впредь об этом думать.

А к этому убежищу их вынесло где-то за час до начала «султана», когда раскаленный ветер уже гнал красную песчаную поземку и заставлял прикрывать лицо. Действительно, проперло — иначе б оставалось только пропадать бесславно, и Олег бы себе столь дурацкого завершения всей этой эпопеи даже после смерти бы не простил… Впрочем, последние часы пути он помнил разве что фрагментами и крайне смутно, а едва за ними закрылась тяжелая стальная дверь — как в бомбоубежище, блин! — все, завод кончился окончательно, и он отключился прямо там, у этой самой двери.

Так что сейчас, продрыхнув с полсуток, он чувствовал себя… ну, пусть не свежим и бодрым молодцем с вербовочного плаката, но по крайности вменяемым и дееспособным. И даже какое-то время потратил вполне себе с пользой: разговорил наконец-то Джейн, продравшись через всевозможные «я не умею объяснять», «а что тут рассказывать?» и «это все равно неважно».

Он легонько потерся щекой о волосы Джейн. Да, ничуть она не соврала: при всех ее несомненных достоинствах, рассказчик из нее был просто ужасный. Она постоянно отвлекалась на какие-то ненужные совершенно подробности, раздувая из них целые истории, и приходилось мягко возвращать ее к основной теме. Она могла ни с того ни с сего вдруг начать рассказывать о каком-нибудь мелькнувшем на заднем плане персонаже, излагая его жизнь чуть ли не с самых пеленок — с комментариями. Она могла из-за случайного упоминания — ей же! — беглого романа между тем-то и той-то пуститься в отвлеченные рассуждения об отношениях между мужчиной и женщиной. Она могла… Да до фига чего она могла, кроме одного: четко и внятно излагать события. Часа через четыре Олег уже чувствовал, что глаза у него съезжаются к переносице, а мозг полностью в фарше.

Надо сказать, что Джейн в процессе повествования вымоталась не меньше — и стоило Олегу перестать задавать наводящие вопросы, тут же