Поначалу все шло хорошо. Сара могла это делать даже во сне: стандартные интервью из тех, которые идут на каждую третью статью в воскресных приложениях или на рассказы о простых людях в вечерних новостях захолустных городков. Каково быть джокером в Америке?

Это не было настоящим журнализмом. Она всегда презирала подобные вещи: интервью с близкими погибших при аварии шаттла астронавтов, вопросы о том, что чувствует себя изнасилованная… Но, конечно, сейчас это и не было журнализмом: это было средством выжить.

И все шло прекрасно, пока ее не узнали.

Джокеры съехались в палаточный городок отовсюду: из Калифорнии, Айдахо, Вермонта… Были люди даже с Аляски и Гавайских островов. И хотя самые начитанные знали бы ее имя (в конце концов, она была одним из лучших в мире репортеров, специализировавшихся на проблемах джокеров), она не работала на телевидении. Лицо Конни Чанг знали все – Сару не знал никто. Это ее всегда устраивало.

Однако здесь оказалось немало ее старых приятелей из Джокертауна. Она даже не задумывалась о том, какой будет их реакция, до тех пор пока мохнатая когтистая лапа не зацепила ее за плечо и не оттащила от мамаши-джокера и двух отчаянно разных ребятишек, когда она записывала совершенно неинтересные высказывания. Сару обдало тухлым жарким дыханием хищника.

– И что ты здесь делаешь? – осведомился голос.

Первой панической реакцией Сары было: «Это он, жаль, что у меня нет пистолета, Боже, Рикки, Рикки». Эта мысль еще блуждала в закоулках ее мозга, когда она узнала личность, задавшую этот вопрос. Ошибиться было трудно: почти два метра от черного влажного носа на клиновидной голове до кончика хвоста, круглые уши, темные круги вокруг глаз, черная ость, выступающая над бежевым мехом, переходящим на животе в серебряный, – ставший реальностью человекоподобный хорек из фильмов Диснея. Единственной ее одеждой был зеленый жилет, украшенный значками кампании Хартманна и саркастическими лозунгами джокеров: «ЗАЧЕМ БЫТЬ НОРМАЛОМ?» и «ПРИГЛАСИ НАТУРАЛА НА ЛАНЧ». Сара хорошо ее знала: ей полагалось бы быть просто еще одной итальянской девочкой-тинейджером, надевающей в костел старомодную клетчатую юбку. В первый раз ее арестовали в четырнадцать лет во время демонстрации «Свободу Клецке».

– Куница (Mustelina), – сказала она. – Привет! Как дела?

– Ты зачем сюда явилась, сука?

Сара отшатнулась от разъяренной девицы. Странно, что мультипликаторы вечно упускают такие детали, как пятисантиметровые клыки, выступающие из верхней челюсти.

– О чем ты?

Долгое общение с джокерами закалило Сару, и потому она не поморщилась от зловонного дыхания девицы. Джокер Куницы включал необоримую тягу к живому мясу. К счастью, в Джокертауне водилось множество крыс.

Вокруг стала собираться толпа. Многие джокеры-провинциалы скрывались за масками, а вот контингент из Джокертауна обычно демонстрировал свое джокерство, выставляя свое уродство напоказ, словно достойные гордости стигматы. Она узнала Светлячка (Glowbug), мистера Сыра (Mr. Cheese) и Арахиса с его покрытой панцирем культей и странным взглядом. Они были ее друзьями. Сейчас они были настроены отнюдь не дружески.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Ты продала нас Барнету.

Сара сморгнула обжигающие глаза слезы:

– О чем ты?

– Ты предала Хартманна, – сказала Куница. – Ты предала нас. И теперь ты имела нахальство вот так сюда заявиться!

– Ага, предательница! – крикнул кто-то еще. – Натуралка!

– Гребаная еврейская сука!

Она попыталась попятиться. Они зажали ее со всех сторон: лица с картин Гойи, Хокусаи или Босха, злобные маски из перьев и гладкой, как кость, пластмассы.

«Зачем я сюда пришла? Это люди Хартманна!»

Неожиданно Куницу отдернули от нее и отбросили на пять метров. Она свернулась в клубок, перекатилась и вскочила, пощелкивая и бабахая, словно гирлянда хлопушек.

Огромная белая фигура нависла над толпой. Она протянула пухлую руку, бледную и блестящую, словно сырое тесто.