памятник человеку, который, по некоторым преданиям, к концу жизни стал шаманом. Ты, – Ян указал на Олега, – видел его, именно там произошла для тебя встреча с нашим народом. На пьедестале написано «Александр Первый». Он умер в этом городе. И значит, это сила увядания и умирания. Столб Отшельника уравновешивает столб Сказителя. Умирание уравновешивает рождение.

– А четвертый столб должен уравновесить столб Творца? – внезапно осенило Аню, отчего глаза ее загорелись, как у маленькой девочки, которая отгадала детскую загадку.

– Верно. Ты умница! – Ян погладил девушку по щеке. – Этот столб невидим для непосвященных, но он находится посредине, между тремя остальными. Это столб Бессущностного, столб разрушения и окончательной гибели. Видите, наверху ангел-хранитель? Он оберегает Город и Мир, запечатывая до времени силу четвертого столба. Ну и, конечно, памятник Бессущностному тоже имеется. Это вождь прошлой эпохи, который никогда не был в Таганроге, то есть он здесь не рождался, не жил и не умирал, а потому он – Бессущностный. Там же есть роща киндеровых деревьев, ему посвященная.

– Вот это, мля, грузилово, – пробормотал Артур.

– Ну, надеюсь, теперь всем всё ясно? – вокруг глаз шамана наметились морщинки. – И вы поняли, что Город подобен Миру, что Мир подобен Городу, что Город и Мир – это одно и то же, а, значит, слово для Города и Мира – одно.

Молодые люди переглянулись, но главе клана Отшельника никто не ответил.

– Теперь идем на Набережную Откровения. Я покажу вам свою любимую девочку, – сказал Ян.

Они шли по дороге, вымощенной плиткой, которая, как ни удивительно, неплохо сохранилась в течение двадцати с лишним лет. Кое-где, правда, встречались прорехи, аккуратно засыпанные песком и мелкой галькой, так что Набережная Откровения выглядела весьма ухоженной. Вдоль нее росли деревья, кустарники и декоративные травы. Особенно Ане понравились неизвестные бледно-голубые цветы.

– Как сказал бы судья, это наш ботанический полигон, – шаман поднял с плитки маленький камушек. – Тут растет или что-то очень редкое или то, что не имеет, казалось бы, значения в хозяйстве. Вот смотрите.

Ян кинул камушек в середину бледно-голубой клумбы. Несколько растений, выпустив пыльцу в воздух, заколебались, дотронулись до других, те, в свою очередь, выстрелив пылевидное облачко, качнулись, передали импульс следующим цветам. По клумбе пошла живая волна.

– Охренеть, – прошептал Артур.

– Красиво, – восхитилась Аня.

Олег промолчал, но было видно, что и его подобное зрелище не оставило равнодушным.

– Порошок из семян качунов, как мы называем эти цветы, неплохо помогает при простуде, – сказал Заквасский. – А вот и моя любимая девочка.

На низком гранитном постаменте стоял бронзовый памятник с человеческий рост: девушка робко выглядывала из приоткрытой двери необычной конфигурации, выставив обнаженные плечо, руку и ногу.

– А откуда она вылезает? – спросила Аня.

– Из футляра контрабаса, – ответил шаман. – Есть у того, кто теперь называется Сказителем, рассказ, «Роман с контрабасом» называется.

– И о чем этот рассказ? – в глазах девушки горело любопытство.

– Его можешь прочитать в Библиотеке, – Ян в очередной раз погладил Аню по голове. – Если, конечно, ты захочешь остаться.

– Я останусь, – решительно произнесла Аня.

– Да… – протянул Артур, поведение жены ему совершенно не нравилось, но что он мог поделать? Только поддеть… и наследник с показной нежностью погладил ногу, а потом плечо бронзовой девушки. – Из всех приблуд в вашем городе, эта самая офигенная. Действительно крутая цыпа, не то что некоторые.

– Сразу после Галины Грильска, – съязвила Аня. – У тебя вообще с картинами и памятниками лучше получается!

От стыда, который так недавно охватил Артура, теперь не осталось и следа. В ответ на колкость жены он самодовольно ухмыльнулся и произнес:

– Памятники и картины бывают погорячей иных женщин.

На лице Ани выступила краска, в глазах вспыхнула ярость.

– Совершенно, верно, – погасил начинающийся скандал Заквасский. – Эта девочка очень красива и очень горяча. Да и мозгов у нее больше, чем у иных парней. Но вас это не касается. Идем, я вам покажу кое-кого.

Минуту спустя они стояли перед еще одной бронзовой скульптурой. Плитка вокруг была во многих местах вынута. Двое мужчин и подросток засыпали песок в провалы. Увидев шамана, они поздоровались, с любопытством оглядывая пленников.

– Приходится латать набережную, – сказал Ян, а потом, указал на постамент, где стоял, небрежно облокотившись на колонну, курчавый мужчина. – Но мы должны чтить память величайшего судьи золотого века. Он был поэтом.

У Олега кольнуло внутри. Перед глазами встал убитый им Петя, юный Петя, глупый Петя, ставший невинной жертвой обстоятельств.

– Золотой век – это когда люди умели летать на Луну и разговаривать на больших расстояниях? – спросила Аня.

Ей все больше и больше нравился их странный провожатый. Плен оказался вовсе не страшным, и она ощущала себя несмышленой девчонкой, которую взрослый дядя водит за ручку, объясняя какие-то туманные вещи. А игра в «непонятки» очаровывала. Тем более что после ухода мулатки Аня