явиться.

– Из уважения к Небесной Канцелярии я по такой жаре надел майку. Но если ты разрешаешь, я в другой раз предстану перед тобой обнаженным, – парировал шаман. – Хотя нет, во-первых, здесь присутствует несравненная Ольга Михайловна, а, во-вторых, боюсь, если ты увидишь мою штуковину, то тебя перекосит от зависти.

– Ты себе льстишь, – голос вождя был нарочито добродушен, но зеленые глаза сверкнули холодной злобой.

– Хочешь, померяемся? – развел руками Заквасский.

– Ян, хватит! – судья с укоризной наблюдал за этой сценой. – У нас на повестке серьезный вопрос, который будет иметь далеко идущие политические последствия. Так что меряться пока отложим.

– Вот тут, мой дорогой друг Лёня, ты совершенно не прав, – усевшись на стул, Заквасский закинул ногу за ногу. – Любая политика – это прежде всего закулисная, а иногда и прилюдная демонстрация альфа-, бета– и прочими самцами половых органов друг другу. Размер боеголовки имеет решающее значение. На том сверхдержавы и стояли. Так было, так есть и так будет вовек.

Участники заседания с разной степенью осуждения смотрели на шамана, и только Саша, отвернувшись, прикрыл ладонью рот и нос, пытаясь не засмеяться.

– Ян, – Леонид поднял ладонь, – пожалуйста, перестань.

– Я молчу, – Заквасский прижал указательный палец к губам. – Просто я сегодня забыл, что у нас ведь общество равных, и у всех все должно быть одинаковой длины, толщины, глубины и упругости.

– Скажи лучше, почему опять нет Инессы? – сказал вождь, закрывая балаган. – Она пропускает уже четвертое или пятое заседание. Это ведь ее гражданский долг, даже привилегия. Она одна из немногих, кто может заседать в Небесной Канцелярии.

– Моя возлюбленная жена, – ответил шаман, – очередной раз страдает мигренями. У нее вообще как речь заходит об исполнении долгов, все равно каких, гражданского или супружеского, начинает болеть голова.

Дрожжин закрыл лицо рукой, а его сын, не выдержав, прыснул со смеху.

– Ну ладно, – Кислов пропустил мимо ушей очередную шаманскую остроту. – Ее личное дело. Тогда начнем. Как все уже знают, в наш город прибежал просить убежища парень из Лакедемоновки, что располагается на самой западной точке полуострова, если кто забыл географию. Его дочка, что несказанно меня радует, самая настоящая нуклеарка, хотя и родилась не в нашей общине. Поэтому убежище для нее и для себя беглец получил. Так же мы захватили в плен его преследователей и теперь надо решить: что с ними делать? Мы можем их убить, либо отпустить на свободу, либо оставить в плену. Саша, мы тебя слушаем, – вождь указал на молодого шатена.

Такой порядок был принят уже достаточно давно: сначала говорил сын судьи, как самый молодой, потом «прощенные», следом за ними Дрожжин и Заквасский, и, наконец, завершал прения, подводил итог и выносил решение сам Кислов.

– Мне кажется, – сказал Саша, став предельно сосредоточенным, – что не имеет уже особого значения, что мы с ними сделаем, а подумать надо о другом: раз один отряд сумел добраться до Таганрога, то и для других это не составит проблемы. Поэтому нам следует готовиться к будущим встречам. И эти встречи, судя по взглядам наших соседей, наверняка не будут мирными. А пленным предлагаю дать свободу выбора уйти или остаться. По крайней мере, вы нас учили, что людям надо предоставлять выбор.

«Прощенные» были весьма испуганы перспективой новых посещений города отрядами воинственных захватчиков.

– Но ведь у нас нет как таковой тюрьмы, где их содержать? Ведь и в подвале они не могут все время находиться… Но, может быть, не совсем разумно и отпускать этих пленных? Какую еще напасть они приведут, если их отпустить? – высказалась Ольга Михайловна.

Седовласый старичок с аккуратно стриженной бородкой решительно высказался против кровопролития.

Следующим должен был говорить Заквасский, но шаман уступил свою очередь судье.

– Вот, мой сын полагает, что война неизбежна, что она произойдет в любом случае. У меня в этом тоже нет сомнения, – Дрожжин прокашлялся и заговорил как обычно, мягко и спокойно: – Да, Саша, ты прав, с самого детства мы учили вас, что, по возможности, каждому разумному существу нужно давать выбор. Но также мы рассказывали вам о таком понятии, как необходимость. Существует необходимость быть жестоким к одним во имя милосердия к другим. Эти двое знают, где мы живем, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: глупо давать врагу возможность подготовиться и точно спланировать нападение. Поэтому я решительно не согласен с вариантом, что пленные когда-нибудь покинут Запретную зону. Уничтожение юноши и девушки, конечно, очень печальная, но жестокая необходимость во имя сохранения жизней наших детей.

– Но… ведь вы хотите навязать нам убийство, – старичок поправил очки. – Тогда мы становимся палачами. А я не хочу быть палачом…

Вождь невольно поморщился, слушая пожилого интеллигента.

– Я, Павел Федорович, готов лично взять на себя эту кровь, – речь судьи, ровная, почти убаюкивающая, входила в жесткий диссонанс со смыслом. – Однажды я не побоялся взять на себя подобную ответственность и готов нести этот груз снова. Я не хочу допускать и тени возможности, что наши дети станут рабами безумцев, что построили в Лакедемоновке пародию на древнюю Спарту.

– То есть, – сказал Кислов, – твой вердикт – убить.