На третий день ветер вдруг стих. И, словно по приказу небесной канцелярии, воцарился тотальный, не нарушаемый ни единым дуновением, штиль.
Я лично всегда был поклонником принципа «Если гора не идет к Магомету, то Магомет не идет к горе». Поэтому считал, что раз на море штиль – значит, можно и отдохнуть. В конце концов, если клад лежит там несколько лет, то днем раньше или днем позже мы за ним придем – какая разница?
Но Лод Рыжая Борода видел вещи в ином свете.
– Все на весла! – скомандовал он. – Пошевеливайтесь, лентяи!
Как оказалось вскоре, «все» означало и нас с дядей Вовой.
Для такого приказа, конечно, были причины. Уж очень много гребцов пострадало во время нападения саламандр. Да и во время мятежа не все пролетарии весла, как оказалось, пришли в такой уж восторг от идеи превратиться из законопослушных подданных Бин Назима в пособников пиратов, место которым – на плахе…
В общем, мы заняли места за веслами и… и чуть не откинули копыточки!
Потому что весло – оно было неподъемным. Не-подъ-ем-ным!
Ну то есть один раз его еще можно было кое-как двинуть. И два – можно. Но вот делать это несколько часов подряд!
У дяди Вовы дела шли получше – во-первых, не зря он в Севастополе не выкисал из тренажерного зала. А во-вторых… во-вторых, я уверен, ему досталось гораздо более легкое весло! Килограммов на сорок легче!
Нет, я не взвешивал. Но на моей уверенности это уже никогда не скажется…
В общем, я едва-едва выдержал три часа.
И если бы не задул норд-ост, я думаю, что там, между скамеек, в саване из едкого матерка и крепкого пота, меня, такого хорошего, и похоронили бы через день-другой…
Наша цель, остров Висельника, в полном соответствии со своим названием нагонял оптимизм.
Неприютные скалы сталисто-серыми портьерами спускались к воде.
Среди громадных валунов кипели злые волны.
На самом острове не было видно ни человеческого жилья, ни пастушьих дымов, ни фруктовых деревьев.
Между многочисленными рифами, отмеченными белыми барашками бурунов, неслось быстрое течение.
Я не бог весть какой специалист, но на глазок сказал бы: узла четыре.
Это, чтобы вам было понятно, течение, против которого почти невозможно выгрести даже сильному пловцу. И, между прочим, если принять, что наш «Голодный кракен» с попутным ветром давал хорошо если узлов девять, то можно себе представить, насколько опасным было это течение и для корабля…
Опасность усугублялась тем, что штурман Рахбар (удивительно, но он, в отличие от Шень Ди и Кадама, нашел возможным служить пиратам!), привыкший водить корабли по торным морским дорогам, лоции Архипелага Призраков не знал.
К счастью для нас, Лод был пиратом с тридцатилетним трудовым стажем, и он без труда взял функции лоцмана на себя. Но даже ему, чтобы провести корабль в единственную пригодную для стоянки бухту, а она, к слову, именовалась поэтично – Бухтой Одинокой Девственницы, – потребовалось провести целую навигационную операцию.
Мы спустили две шлюпки, которые взяли галеас на буксир. В одной из них засел Лод собственной персоной. При помощи шеста и поистине дьявольской интуиции он нащупывал единственно верный фарватер и командовал одновременно рулевым, а также кормчими обеих шлюпок, которые направляли нос корабля куда следует.
В общем, когда мы наконец-то за очередной черной скалой увидели ласковый белый песочек и куртины диких желтых лилий, источавших райский аромат, счастью моему не было предела. Ну а вся команда разразилась троекратным:
– Долгие лета капитану Лоду!
Мы с дядей Вовой тоже что-то такое прокричали, чтобы не думали, что мы отбиваемся от коллектива.
Но мнение у нас на этот счет было вот каким: после того как Лод из скромного кока Магона превратился в капитана, кормить на «Голодном кракене» стали просто отвратительно: каша каждый второй раз оказывалась пересолена, акулы недожарены, а хлеб так и вовсе походил на сырую подметку. Так что лучше бы Лоду и впредь оставаться коком…
Пока корабль отдавал якоря, мы с дядей Вовой упражнялись в остроумии по поводу названия бухты.
– Что это еще за фигня такая – Одинокая Девственница? – спросил дядя Вова. – Что они хотели сказать словом «одинокая»?
– Может, хотели намекнуть, что если бы она была не одинокая, так девственницей точно не была бы?
Дядя Вова вдруг погрустнел и неожиданно спросил меня:
– Сергуня, вот скажи, ты хоть одну девственницу знаешь? Ну, чтобы точно знать про кого-то, что она девственница.
– Ну, про младшую сестру…
– Прекрати, ей двенадцать лет всего… Я имею в виду половозрелых девушек.
