Я пил три долгих дня! Как лось, выбравшийся к водопою после недельных страданий в засушливом краю!
Таис – и такое предательство! С ума сойти!
А ведь я уже начал думать, что наши долгие взгляды, что наши перешучивания, наши «слегка соприкоснувшись рукавами» – все это всерьез, это все в контексте чего-то большего, это к чему-то приведет…
Ну, в общем, начал и начал, сам дурак.
Стараясь не выглядеть таким уж разочарованным в обществе дяди Вовы, который, к слову, после обретения нами коммунального дворца, принялся вовсю ухаживать за нашей бывшей подавальщицей Зарой и даже разрешил ей переселиться на свою половину, я на вопрос «как там у вас с Таис?» научился отвечать «мы просто друзья»…
Дядя Вова понимающе кивал – мол, друзья и друзья.
Кстати, Таис щедрый Бин Назим одарил наряду с другими участниками штурма крепости Рог Вечности.
Нет, собственного дворца она не получила. Но золотой ярлык «Друг Наместника Третьей Степени», с магической чеканкой в центре – он открывал все двери в провинции – ей достался.
Также Таис было даровано право на собственный герб – страшно почетную штуку, пусть даже на фиг ей и не нужную.
А на премиальные, полученные в казначействе, Таис могла безбедно жить в столице не одно десятилетие.
Могла бы жить.
Если бы не шило в попе, которое у Таис было во-от такенное.
Однажды похмельным утром в дверь постучали – требовательно так, по-мужски. Ногой.
Я поглядел на водяные часы. Час Грифона, по-нашему примерно восемь утра.
Флегматичный слуга Хаким, глядя на меня встревоженно, сообщил, что ко мне явилась женщина.
– Я это… Я только на минутку, – бросила Таис, взволнованная, всклокоченная, одетая в свои фирменные кожаные брюки и белую, с кружевным воротом, рубаху.
Она чмокнула меня в щечку и немедля потребовала кофе. И завтрак. И вина.
– Завтрак? В такую рань? – указал я за окно, где во внутреннем дворике еще плавал утренний туман.
– Рань? Да ты с ума сошел! Рыбный рынок уже закрылся! – Таис хохотнула. – Если это и рань, то только для зажравшихся вельмож… А для нас, простых людей, это норм.
Я улыбнулся ее изысканной шутке – про зажравшихся вельмож и простых людей. После чего наказал слугам поживее нести все, что госпожа просит, сам же принялся нарочито внимательно разглядывать золотых рыбок в аквариуме.
На самом деле я просто не хотел смотреть на Таис – ее цветущий и одновременно дерзкий вид, ее красота и смелость трагически и стабильно пробуждали во мне приступы плотского желания. И ревность. И нежелание быть с кем-то еще. Все симптомы опасного заболевания с названием на букву «л».
– Ну хорошо, хорошо. Пусть я вельможа, дармоед и трутень, – произнес я, старательно скрывая, что обиделся. – А ты-то что? Ну, кроме того, что ты – простой народ-труженик, позитивный такой?
– Я? Я уезжаю! – Таис рассмеялась, легко и счастливо, словно речь шла о чем-то заведомо прекрасном.
– И куда же? – я изогнул бровь.
– На юг!
– Зачем?
– А вот это – это секрет… Ты не сердись… Я просто боюсь сглазить.
– Зачем же ты тогда ко мне зашла? Если кругом одни секреты?! – взвился я сердито, невольно сбросив маску пресыщенного спокойствия, с такой тщательностью вылепленную мной для нашего общения. – Чтобы мне было о чем волноваться? Чтобы я каждый день спрашивал себя, где ты и что с тобой?! Чтобы тревожился, не схарчили ли тебя где-то там, в пустынях, троглодиты с каменными топорами, зная при этом, что не могу ничего сделать и не могу тебе ничем помочь?!
– Ну Сережа… Ну пожалуйста… Ты ведешь себя прям как ревнивый муж, – строго сказала Таис, прихлебывая лимонад из высокой серебряной чаши, которую с поклоном поставил перед нею мой седовласый Хаким. – А я между тем свободная девушка, не связанная с тобой никакими обязательствами…
– Очень жаль, что не связанная, – вздохнул я.
Это прозвучало до неприличия честно. Некоторое время Таис молчала, глядя куда-то в глубь своего кубка.
А потом произнесла с той печальной задумчивостью, которая просыпалась в ней крайне редко:
– Ты знаешь, Сергей… Мне тоже иногда жаль, что «не связанная»… Бывают такие часы… И даже дни… Но потом наступает новая неделя, и я понимаю, что мне ужасно хорошо одной. И что я не хочу ни от кого зависеть, не хочу ни о ком вздыхать. Не хочу никого любить… Точнее даже, боюсь.
Сглотнув горький комок разочарования, я кивнул.
