тоска. Тоска и одиночество. Вспомнив об этом, Малярийкин вздохнул, отложил в сторону готовый оптический прицел и потянулся к заветной фляжечке, в которой хранил привезенный одним из заказчиков дубовый самогон. В этот момент во входную дверь громко и требовательно постучали. Рука Малярийкина зависла над фляжкой. Потом потянулась к поясу. Как и в случае с «наш-ангаром», несмотря на меланхолию и потоки апатии, истекавшие из него ниагарским водопадом во все стороны бытия, Малярийкин не изменил принципам техасского ковбоя и становиться жертвой прохожих отморозков не собирался. Ладонь легла на ручку самодельной «волыны» – сверхкороткого обреза, заряженного дробью, кусками проволоки и прочей чепухой.

– Сейчас! – прокричал Малярийкин, с трудом вставая со стула и протаскивая свое изломанное тело к входной двери. Кроме воров еще это могли быть клиенты.

Он провернул ключ, отдернул верхнюю защелку, нижнюю защелку, набросил цепочку, отодвинул посередине массивный стальной засов. Затем отпер дверь и, сквозь щелочку, ограниченную длиной цепи, бросил взгляд в светлый коридор.

За порогом стоял… Шапронов.

«Надо завязывать с алкоголем», – очень спокойно подумал Малярийкин, хотя сердце его сорвалось в галоп. В последнее время Маляр заметил, что у него вообще очень плохо с сердцем, но при этом хорошо с нервами. Он стал более спокойным, уравновешенным. Вот только сердце начало болеть. В то же время видение Шапронова посещало Малярийкина не ежедневно. Точнее – не посещало никогда вообще. Маляр моргнул, но наваждение не исчезло. На пороге именно его халупы стоял именно товарищ Шапронов.

– Ну ладно, фраерок, завязывай пялиться, а то сейчас опознает меня кто-нибудь из твоих соседей. Фигней не майся. Есть разговор, – видя замешательство Маляра, заявил Шапронов. – Надеюсь, сразу мочить меня не станешь, выслушаешь хоть. А?

С этими словами Шапронов по-хамски просунул руку в щель, сдернул изнутри цепочку и без всякого разрешения товарища Малярийкина нагло перешагнул порог. Малярийкин, просто опешивший от происходящего, не сопротивлялся.

Шапронов был один, без охраны. И, судя по выражению лица, явно Малярийкина не боялся. Во всяком случае, насчет «сразу мочить меня не станешь» ничуть не переживал. И это было понятно – Шапрон превосходил Малярийкина габаритами достаточно существенно, чтобы не переживать.

«Подстава какая-то, – ошалело решил Маляр. – Хотя что за подстава? На хрена я нужен ему?»

– Ух ты! – вслух и без выражения сообщил он. – Неужели и правда вы, товарищ командор?

– Я самый. Покурить у тебя можно?

– Можно. Но с куревом сложно. Тут на окраине говно одно продают. Да и с деньгами у меня…

– Да я ж и не прошу. Вот, свои. На, угостись.

Шапронов достал из нагрудного кармашка пачку, выбил о ладонь сигаретку себе, потом протянул Малярийкину. Тот крякнул. Настоящий табак пах просто замечательно. Да и что? Неужели товарищ Шапронов станет травить его, в самом деле? Малярийкин взял. Бесплатное курево из рук заклятого врага.

– Че, на пороге стоять будем? Разговор правда важный. Мне нужно минут десять. Уделишь?

Малярийкин подумал. Потом утвердительно кивнул головой. Потом кивнул в сторону балкона.

– Идем!

На балконе Шапрон щелкнул зажигалкой, дал прикурить. Затянулись.

Всякое «общественное» освещение на окраинах города отсутствовало. Ни фонарей, ни горящих витрин магазинов. Ночь была безлунной. Так что вокруг царствовала тьма, рассеянная только тусклыми звездами. Малярийкин украдкой бросил взгляд вниз.

Судя по тому, что можно было разглядеть, Шапронов прибыл к нему в гости не только без охраны, но и без водителя. Причем не на своей крикливо- монстрообразной южноафриканской «Рыси», в которой обычно передвигался по городу, а сам за рулем, на «убитой» маленькой серенькой машиненке, которую Малярийкин едва разглядел в темноте. Камрюха древняя, что ли? Ну, может быть. Конспирация, короче. Малярийкин усмехнулся.

Было ясно, что Шапрон чего-то от него хочет. От него!

При этом выглядел Шапронов достаточно мрачно. Несмотря на бодрый стиль вторжения к Малярийкину в хату. Глаза непобедимого чемпиона бегали по лицу Малярийкина деловито-насмешливые, но красные, воспаленные, как будто не спал несколько дней подряд и жил на каком-то крайнем надрыве. Или на транквилизаторах. Для танкистов, особенно топовых, – обычное дело. Даже лихие гусарские густые усы из позапрошлого века словно поникли, потеряв потенцию, и казались теперь на самоуверенной роже чем-то излишним, особенно на фоне щетины и красных глаз.

Если бы Шапронов заявился к Малярийкину в таком вот забавном формате полгода назад, тот был бы рад по самые гланды. Достал бы из угла кувалду и размозжил бы уроду башку в мелкое крошево. Но вот сейчас… мочить командора зверским способом почему-то совсем не тянуло.

«Апатия одолела, что ли?» – мелькнуло в голове.

Вариантов послать Шапронова на хрен было множество. Например, попытаться скинуть с балкона. Маляр не был уверен, что физически справится с более мощным, а главное, более опытным командором. Но обрез, заткнутый под олимпийкой за пояс, внушал уверенность в обратном – можно сначала шмальнуть Шапронову в рожу, а потом уже скинуть. Дебил какой-то. На смерть приперся. Сам. Интересно.

Ну что же, пожалуй, выслушать его стоило.

Пока Маляр размышлял, Шапрон смотрел на него очень внимательно. И тоже размышлял. Видимо, реакции Малярийкина были для опытного командора