практике не спасал космиста от гибели.
Багряк с некоторой растерянностью прислушивался к самому себе, но не ощущал никаких изменений. Он мог двигаться. Мог дышать. А давление внутри пустолазного костюма почти вернулось в пределы нормы. Георгий Николаевич собрал инструменты в набедренные карманы и вернулся на корабль. В шлюзовой камере еще раз внимательно осмотрел пустолазный костюм. Сомнений быть не могло – сквозная дыра от попадания микрометеорита.
Но самое прямое доказательство он обнаружил на собственном теле – в предплечье левой руки зияло отверстие, да такой величины, что можно палец просунуть. Ни крови, ни боли. Лишь легкое онемение, будто отлежал.
Вот тогда Георгий Николаевич испугался, запаниковал и совершил непростительную глупость – бросился в медицинский отсек. Он бежал так, будто смерть преследовала его по пятам, передумав оставлять в живых после происшествия в космосе. Он и так уже дважды уходил от ее цепких объятий – на Луне, когда попал под удар моторов загоризонтного корабля, и теперь, каким-то чудом пережив разгерметизацию пустолазного костюма. Чересчур много везения для одного человека.
И костлявая нагоняла, схватила, сжала, стиснула костяной рукой сердце, которое затрепыхалось, дернулось, еще раз и… и… и остановилось.
Георгий Николаевич споткнулся, упал на колени, больно ударившись о поелы. Прижал ладонь к груди, все еще не веря в произошедшее. Затем дрожащей рукой нащупал шейную артерию.
Ничего.
Ни удара. Ни биения.
Сердце встало. А он все еще жив. Впрочем, жив ли? Что, если церковные мракобесы правы насчет загробного мира? И то, что с ним происходит, лишь спуск в адские бездны, а чем еще может быть видневшаяся в окне чернота с редкими проблесками далеких звезд? А вот и край багровеющей ледяной геенны – Марс собственной персоной.
Нет!
Не хочу!
Тяжело опираясь на леера, Георгий Николаевич поднялся и побрел в медицинский отсек. Пусть медицина скажет, что с ним. Проверят давление. Послушают пульс. Залатают рану в руке. На то они и автоматические диагносты, чтобы поддерживать в здоровом теле даже нездоровый дух.
К несчастью для Георгия Николаевича, Варшавянский уже вернулся с Фобоса и теперь сидел в своем привычном кресле за столиком, заваленным диагностическими карточками, которые он разглядывал на просвет.
– О, Николаич, привет! – обрадовался Роман Михайлович. – А я только что тебя вспоминал добрым словом! Не икалось?
– Зачем? – испуганно спросил Багряк и сильнее зажал рукой предплечье, чтобы Варшавянский не увидел дыру.
– Ты второй раз пропускаешь профилактический осмотр, дружок, – тоном сельского фельдшера сказал Варшавянский. – Наш друг Диагност-2 тебя заждался. Давай-ка заходи, сейчас мы тебе сердечко послушаем, давление померим, кровь на анализ возьмем.
– Я… это… в другой раз, Роман, – пробормотал Багряк. – Я ведь так, случайно… мимо шел… у меня работа… дюзы…
Он развернулся и чуть было не побежал прочь по коридору.
Варшавянский задумчиво смотрел ему вослед.
Глава 22
Зерна и плевелы
Исследовательские группы на Фобосе работали посменно. План исследований, составленный Полюсом Фердинатовичем, получился очень насыщенным, поэтому работать приходилось почти без перерывов на сон и еду. Земля торопила Мартынова, опасаясь, что работы на Фобосе сильно сдвинут сроки основной экспедиции на поверхности Марса. Мартынов, в свою очередь, торопил Гансовского, взывая к его научной совести и напоминая о том, что законы небесной механики неумолимы – окно возвращения на Землю откроется ровно тогда, когда и рассчитано, без всяких скидок на то, что экипаж «Красного космоса» что-то там не успевает.
Зоина смена с Багряком в качестве напарника подходила к концу, о чем свидетельствовали не только цифры на хронометре, но и общее состояние дьявольской усталости. Она мечтала о том, как вернется на корабль, примет душ и упадет на койку, чтобы спать, спать, спать. Эти мечты порой становились настолько реалистичны, что Зоя с трудом разлепляла глаза, делала глоток кофе, который все равно не помогал, и шептала сама себе: не спать, не спать, не спать.
Предстояло взять пробы металла, из которого отлито панно, а также сделать его голограмму, чтобы передать ее на Землю для тщательного анализа.
Лазерный анализатор, который короткими импульсами испарял поверхность металла и снимал спектрограмму, отработал, Зоя оттащила громоздкий