– Говорить, что вы проницательны, не буду, – улыбнулся он мне… снисходительно. – Не хочу оскорбить. – Потом продолжил, уже другим тоном: – Я ведь уже упоминал, что мы с вашей матушкой в некотором роде родственники?

– Да, припоминаю что-то такое, – забыв про приличия, облизнула я губы. С пирогами Жаркуса иначе было нельзя. Уничтожали их обычно вплоть до последней крошки. – Ваш отец и Елизавета Николаевна двоюродные брат и сестра.

– Именно, – кивнул он. – И об опале, в которую попал мой родитель, когда ваша матушка после смерти мужа решила покинуть Ровелин.

– У этой истории оказались последствия? – не скрывая вспыхнувшей ярости, поинтересовалась я.

– Нет, что вы! – поспешил он меня успокоить.

Посмотрел на остатки пирога, все еще остававшиеся на моей тарелке. Пришлось качнуть головой – кусок в горло больше не лез.

– Князь, может, мы перейдем к делу? – суше, чем стоило, произнесла я.

Тот факт, что с выдержкой у него было лучше, чем у меня, нисколько не смущал. И разница в возрасте, и соответствующий опыт.

Я бы удивилась, будь иначе.

– К делу, говорите, – ответил он мне улыбкой палача. – К столешнице прикреплены документы. Вы сейчас незаметно достанете их и передадите так, словно только что-то вытащили из внутреннего кармана.

– Документы? – переспросила я, тут же подумав, как все это будет выглядеть со стороны.

– Письма, – поправил он меня. – Несколько писем, которые можно опознать, даже не держа их в руках.

– Матушка была в чем-то замешана? – тут же напряглась я, догадываясь, что именно и почему искали у меня.

– Это – любовная переписка, – довольно равнодушно отозвался Северов. – Ваша матушка была и остается очень красивой дамой. Не все могли устоять перед ее обаянием.

– И этот кто-то…

– Так сложились обстоятельства, что этот кто-то именно сейчас весьма заинтересован в том, чтобы письма вернулись к нему.

– Они находились у матушки?

– Да, и она отдала их мне сразу, как только я предъявил бумагу, подтверждающую соответствующие полномочия. Для нее они не имели никакой ценности. Только память.

– Судя по всему, они потребовались и еще кому-то. – Я посмотрела на кружку с киселем. Того, что осталось, было слишком мало для утоления жажды. Но звать сейчас Жаркуса…

Я могла и потерпеть.

– Да. Эти люди опоздали на сутки, побывав у Елизаветы Николаевны после меня. Ну и вели себя не столь вежливо.

– И это произошло…

– В ту ночь, когда на кого-то из нас с вами покушались, – глядя на меня испытующе, произнес он. – Воспользовались суматохой и проникли в ее будуар.

– Что?! – сделала я попытку вскочить, но под тяжелым взглядом князя тут же вернулась на место. – Вы хотите сказать…

– Что этот кто-то имеет отношение к департаменту, – подтвердил он мысль, которая возникла в моей голове. – Или к магическому корпусу.

– Не найдя писем, отправился ко мне, предположив, что мой уровень повыше и именно я могу хранить их у себя.

– Именно так, – согласился со мной Северов. – И теперь он способен перейти к более решительным действиям.

– Господин Соул знает? – сглотнув вставший в горле ком, спросила я.

– У меня нет ни малейшего желания компрометировать вас.

– Ответ – да, – перевела я слова князя. – Я могу начинать?

– Еще минуту, – остановил он меня. – В качестве компенсации за эти мгновения я хочу сказать, что тот, кто копался в архиве консульского отдела посольства, интересовался документами, относящимися к весне и лету одна тысяча семьсот девяносто четвертого года.

– И ваш посол разрешил поделиться такой информацией? – не скрывая своего изумления, полюбопытствовала я.

– Это разрешение мне дал тот, для кого посол – не фигура, – с холодной улыбкой произнес Северов.

– И это было одним из условий…

– Ни слова больше! – оборвал меня князь. – Возьмите бумаги, поднимитесь, бросьте мне их… в лицо и уйдите.

Я выполнила все, как он и просил. И даже испытала при этом некоторое удовлетворение.

И только когда возвращалась в департамент, вспомнила о том, что среди побочных эффектов амулета тишины был один, который мне всегда не нравился. Полог лишал возможности определить, лжет твой собеседник или… нет.

Настроение после встречи было просто отвратительным.

И ведь не сказать, что разочаровалась в князе – он сделал все, чтобы избавить нас с матушкой от проблем, но осадок остался. И обида. И не важно, что выглядела она по-детски, забыть снисходительность, с которой он со мной разговаривал, никак не удавалось.