был небольшим, но с тех пор он больше терял, чем выигрывал. Внешне практически ничего не менялось – приемы, балы, выезды, только наряды женщин становились все скромнее, да украшений меньше.
– Бесприданница, – вздохнула я, не требуя уточнений. Знакомая история, с которой приходилось встречаться за время службы в департаменте. Причины – разные, последствия – схожие. Изломанная жизнь.
– Бригадный генерал был вхож в их дом, и даже влюблен в Лизоньку, но своих чувств не открывал, пока не узнал, каким образом его приятель собирался решить свои проблемы. Елизавета Николаевна, которая не смогла найти защиту ни у кого из родственников, включая моих родителей, ухватилась за его предложение и тайно вышла за Волконского замуж. Четыре месяца спустя он был убит в полевом лагере. Кем, следствие так и не установило.
– Юлию Вертанову пытались похитить приблизительно в это же время? – сопоставляя рассказанное матушкой и слова Северова, уточнила я.
Про весточку от отца не забыла, просто… у этой истории были начало и конец. Я предпочитала пройти весь путь.
– Да, – поднимаясь, подтвердил Северов. Подошел ко мне, подал письмо: – Дальше вам лучше прочесть самой. А я просто побуду рядом.
Он отошел, но не к кровати, к креслу. Взял ворох одежды, переложил его на постель, сел, откинувшись на спинку и закрыв глаза.
Сильный мужчина, готовый разделить со мной боль обретения и… потери…
Говорить я ничего не стала, расправила лист бумаги, вновь запнувшись на первой же строчке: «Не мертвым словам на бумаге рассказывать эту историю, но, когда ты окажешься в Марикарде, я буду уже далеко, вновь вернувшись в тот дом, который ты, волей Провидения, никогда не сможешь назвать своим».
Я считала своим отцом султана Мурада, я… ошибалась.
«Я любил твою мать. Так, как любят раз и навсегда. Любил, когда учил держать кривой нож, усмирять диких лошадей, ездить верхом без седла. Любил, когда рассказывал о законах степи, когда спорил до хрипоты, когда провожал домой, зная, что уже никогда не увижу».
С трудом, но я сглотнула не дававший дышать ком в горле. Слова были незатейливы, но их хватало, чтобы оказаться в тех далеких днях и увидеть воочию то, о чем он писал.
Ибрагим Аль Абар…
«Она вернулась, но не одна. Две сестры, они были совершенно не похожи друг на друга. Там, где Ольга бросалась в схватку, Юлия замирала в испуге, ища защиты. Где Ольга шла вперед, Юлия – отступала.
Мне так казалось… пока не пришло время изменить свое мнение».
Порыв ветра ударил в спину, обдал свежестью, напоминая о том, что между тем и… этим пролегли годы.
Годы другой жизни, о которой я до этого момента ничего не знала.
Взгляд скользил по строчкам в стремлении объять все, собрать воедино, понять и принять… Увы, так просто не получалось, приходилось останавливаться, вновь и вновь возвращаясь к тому, что было уже прочитано.
«Она не согласилась стать моей женой. Воин! Отказать ей в этом праве я не мог…»
«Все изменилось, когда родились вы с братом. Анастасией тебя назвала она. Сына – Каримом, я…»
«Отношения с Ровелином портились с каждым днем. Кто-то целенаправленно делал из нас врагов…»
«Султан Мурад не нарушил клятвы, которую дал графу Вертанову. И хотя речь в ней шла лишь об одной дочери, он сделал все, чтобы сберечь обеих…»
«Ошибку допустила сама Ольга. Ее узнали, когда она с отрядом летучей стражи отправилась в рейд. Узнали и проследили. Вины с меня это не снимает. Я должен был…»
«Когда на наш дом напали, я усмирял враждующие племена на юге Изаира. Защита оповестила о грозящей вам опасности, но прийти на помощь я не успел. Рана была слишком тяжелой…»
«Ольга погибла еще там, в оазисе, защищая сестру и детей. Юлия вместе с несколькими преданными воинами скрылась в степи. Мы шли по их следам, но обнаружили лишь несколько тел и выжженный магическим огнем лагерь…»
«Несколько лет назад Елизавета Николаевна попросила сделать амулет для своей приемной дочери и прислала для привязки золотой кулон на простой цепочке, который носила девушка. Так я узнал, что ты – жива…»
– Так я узнал, что ты – жива… – повторила я чуть слышно.
– Он связался со мной, – только теперь открыв глаза, поднялся с кресла Северов. Подошел ко мне, забрал листок… хватило мгновения, чтобы тот растаял в воздухе дымкой, – и мы начали искать. Осторожно, чтобы наш интерес не был заметен.
– Прошло столько лет… – с сожалением посмотрев на конверт – единственное, что осталось от письма, заметила я.
И вновь ждать ответа не пришлось.
– Не стоит с пренебрежением относиться ни к друзьям, ни тем более к врагам, – с кривой усмешкой парировал князь.
– А вы с графом враги? – довольно вяло поинтересовалась я у Северова в слабой надежде получить подтверждение.
Имя графа Шуйского в исповеди отца не упоминалось, но ощущение, что оно, как в силках, билось между слов, было довольно острым.